Живой щит
Шрифт:
Поверил он мне сразу — да, в общем, в этом мире врать можно только тогда, когда вблизи не найдется ни одного мага. Сейчас я сильно подозревал, что в том, что мы здесь сидим одни, тоже виновата не только усталость после долгого пути — очень уж дружно все, кроме меня, спать захотели. Разумеется, Лемелиск был не просто великим магом — по мнению многих, он был самым великим.
Хотя для того, чтобы побеседовать наедине, можно было выбрать и более простой способ — например, просто предложить это.
Почему-то Лемелиск много расспрашивал о Земле, даже заставил нарисовать карты — ну, художник из меня никакой, но как мог — изобразил. Князь
Когда я рассказал о трагедии с Лотаром, он лишь слабо улыбнулся, но ничего не сказал. Из его улыбки я понял, что не стоит придавать эпизоду с братом Рейна слишком много значения — не он начал эту войну, хотя какое-то время Рейн с Амандой думали именно так. Я задал вопрос — Лемелиск снова улыбнулся, ответил, что орки создавали Врата и за тысячу лет до рождения Лотара, и попросил меня продолжать.
Наконец я выдохся, в горле першило, язык напоминал кусок пемзы и с трудом ворочался во рту. Я прикинул — говорил я часа два, не меньше. И к тому же почти безостановочно. С наслаждением приложившись к бокалу совершенно изумительного вина, золотисто-зеленоватого цвета, густого и почти не пьянящего, скорее — чуть успокаивающего и в то же время придающего капельку сил и бодрости. Самый подходящий напиток для длительных бесед.
Некоторое время мы оба молчали. Затем эльф, глотнув из своего бокала, медленно заговорил…
— Эльфы обитали на земле давно — люди еще только делали первые попытки обтесывания камня, чтобы получить примитивное рубило, а эльфы уже настойчиво овладевали магией и растили все новые и новые леса. Тысячелетие за тысячелетием Мудрые наблюдали за развитием человека. Остальные их волновали мало — гномы спокойно рубили скалы где-то в глубине своих гор, извлекая на свет самоцветные камни и редкие металлы. Лешие слонялись по лесам в гордом одиночестве, не желая ни дружить, ни воевать с кем бы то ни было. И они, и другие из древних народов были эльфам понятны, их действия можно было предсказать на много дней, месяцев или даже лет вперед. И лишь люди с их непоседливым, неспокойным характером вызывали у Дивного народа живой интерес — не настолько, впрочем, серьезный, чтобы попадаться им на глаза лишний раз, особенно после того, как эльфы убедились — любую неизвестность люди рассматривают как потенциальную опасность и встречают оружием.
Незаметно текли века, складываясь в тысячелетия, — ход времени эльфов не волновал. Может, именно поэтому они не замечали, как постепенно все меньше и меньше становилась их численность, все больше и больше древних знаний, добытых когда-то путем долгих проб и ошибок, уходило в забвение, как ненужные и бесполезные.
— Разве это возможно, князь?
— О, сэр Стас, когда-то и ваши соплеменники владели магией. А что осталось вам от тех времен? Гадалки, фокусники… Лишь молодость стремится к развитию, мы же были стары… стары и усталы.
Но там, где за какой-нибудь жалкий десяток столетий эльфы, пресыщенные жизнью и уставшие от размышлений, делали маленький шажок назад, люди рвались вперед семимильными шагами, стремясь к какой-то, даже им самим неведомой цели и не замечая при этом никаких препятствий. Они, не мудрствуя лукаво, убивали русалок и единорогов, долго пытали гномов, выведывая тайны скрытых кладов, их мечи, ставшие из деревянных бронзовыми, а затем и стальными, под корень извели древнее и хоть и не особо мирное, но все
Один из людей, обманом завладев несколькими сильными магическими формулами, сумел практически полностью истребить джиннов… О джиннах даже эльфы знали мало — никому не было известно, откуда они появились, некоторые мудрецы считали, что джинны были в родстве с природными стихиями — огня, воздуха, воды и родились одновременно с планетой. Они были редки, но в отличие от других древних народов не обладали свободой воли — их было легко подчинить даже простой словесной конструкцией, по крайней мере ненадолго, а уж с соблюдением ряда ритуалов — практически навсегда. Чем помешали джинны, существа в целом безобидные и слабые, этому царю — эльфы так и не узнали. Прошло лишь десяток лет — крохи, по их меркам, и почти все джинны были рассеяны по ветру, и лишь некоторые, по капризу властелина, остались навеки связанными по рукам и ногам…
— В натуре? По рукам и ногам?
— У них не было, разумеется, ни того ни другого, это просто формула такая, сэр Стас.
— Простите, что прервал вас, князь.
… — и упрятанными в медные сосуды — лишь медь, по странному стечению обстоятельств, оказалась непреодолимым препятствием для беспечных духов стихий, так же как серебро смертельно для оборотней, а некоторые породы дерева — для вампиров.
Древние народы живут долго — не все столь же долго, сколь эльфы, но для них людской век короток. Долго, очень долго людей терпели, надеясь, что пройдет время, все образуется…
Долго эльфы и гномы, на время позабыв об извечной вражде, с ужасом наблюдали за кровавыми войнами, за бойней, которую люди учиняли друг другу. Любой или почти любой эльф с удовольствием всадил бы стрелу между глазами жадного и мелочного гнома, каждый гном был бы счастлив, дотянись он до надменного эльфа хотя бы кончиком секиры — но ни те, ни другие так и не смогли понять тяги людей убивать себе подобных.
Однажды Оберон, последний из великих гномьих королей, явился просить аудиенции у Элеора, великого князя эльфов. Широченная спина гнома впервые в жизни склонилась перед высоким и юным на вид эльфом, и тот поклонился в ответ. Потом было много разговоров, и самым важным вопросом, прозвучавшим на закрытом от посторонних глаз Совете, был вопрос о том, как жить дальше.
Оказалось, что гномы знают об эльфах несколько больше, чем бы тем того хотелось… по крайней мере Оберон знал, чего просить. И у Элеора не было выхода — топоры людей упорно теснили эльфийские леса, освобождая пространство под свои пашни. Там, где еще несколько лет назад мать-природа дарила своим детям все, что нужно для счастливой жизни, теперь люди вырывали у нее силой, разрывая землю плугами, истощая ее…
Впервые за тысячи лет увидели свет магические книги эльфов — книги, хранившие столь древние знания, что и старейший из них не смог бы сказать, кто был тот гений, что сумел составить сложные формулы магии слова — магии, в которой эльфы считались знатоками… и в которой, к их собственному огорчению, они были полными профанами.