Живой щит
Шрифт:
— Очень глубокомысленно! — съязвил Раббан. — Очень умно и высокопарно, но искренно ли, а, старик? Твоих детей убивали орки? Твой дом горел, подожженный их факелами? Или, может, на твоих глазах орки разрывали на куски твою жену? Молчишь… Да если бы на твою долю пришлась хоть малая толика того, что досталось людям во время войны, то ты первый схватил бы нож.
— Все ваши споры яйца выеденного не стоят, — с таким знакомым, почти отцовским, холодком в голосе заметила Аманда. — Граф, как мне кажется, приказал, так что вам остается только подчиниться. Или кто-то горит желанием вывести Эриха из себя?
Да, это был удар ниже пояса. Одно дело строить козни на словах и совсем другое — рисковать обрушить на свою голову гнев
Насупившись, Раббан замолчал. Хант скрипел зубами, и его рука то и дело теребила рукоять меча. Модестус отвесил в сторону Аманды легкий поклон, на что та ответила легкой улыбкой. В этот момент я понял, что она из жены графа уже превратилась в графиню — не титул определяет умение править. Она это умение, безусловно, приобрела — может, ей и раньше приходилось ставить на место подданных, кто знает, прошлое Аманды было покрыто мраком, и никто посторонний не допускался в эти сокровенные уголки ее памяти, но в том, что она была не простой деревенской девчонкой, я ни капли не сомневался.
Не знаю, были ли сказанные Модестусом слова отражением мыслей отца и, принимая решение сохранить жизнь маленькому пленнику, действительно ли он руководствовался этими доводами…
Вряд ли, скорее приказ он отдал, повинуясь минутному настроению, а уж потом Модестус и Аманда смогли придумать, как объяснить это людям и не вынуждать лорда отказаться от своего слова. Впрочем, он вообще не имел такой привычки — менять свое мнение, даже если его упрямство шло во вред ему самому. Отец всегда говорил, что слово лорда должно быть тверже алмаза, правда, при этом добавлял, что принимать решение надо обдуманно. Сам же он не всегда следовал этому своему мнению и часто отдавал приказы по горячке, как, возможно, и в этот раз. Так или иначе, но Зулин, как звали юного тролля, остался жив, и более того, стал нашим товарищем по играм. Возможно, с годами отец и сам уверовал в то, что на том собрании так красиво высказал старый колдун, во всяком случае, в своем решении он остался тверд, и постепенно и замковая челядь, и жители окрестных деревень привыкли к странному созданию, поселившемуся в Андорской твердыне.
С тех пор прошло много лет, но я почему-то помню каждое слово, сказанное тем вечером…
— И все-таки ты намерен уйти… — Голос Аманды был сух, как скала под летним солнцем. Она неодобрительно покачала головой, однако Лотар счел нужным не обращать на это внимания. Последнее время он вообще предпочитал жить своим умом и отказывался прислушаться к советам, даже если они исходили от графини или Модестуса.
— Мое решение твердо. — Он стоял в нескольких шагах от трона, на котором сидела мачеха, и в упор смотрел на нее. — И я его не изменю, что бы вы, леди, ни делали.
— Ты выбрал не лучший момент… впрочем, это я уже говорила. Граф болен, и его состояние становится все хуже. Может, тебе стоит подумать о том, что это его убьет…
— Это смешно, леди, — криво усмехнулся Лотар. — Отцу всегда было безразлично, где я и что со мной. Его всегда волновала во всем свете одна-единственная персона — граф Андорский. К тому же мы с ним уже не раз говорили о моем отъезде.
— Вот-вот, — вмешался Модестус, который так же, как и Рейн, был приглашен на эту беседу. За последнее время он порядком сдал, ходил с трудом, быстро уставая, и магическим экспериментам предпочитал полудрему под теплыми лучами солнца. И все же Аманда, по всей видимости, серьезно рассчитывала на его поддержку, тем более что Лотар все еще относился к придворному магу с немалым уважением. — И не это ли послужило причиной болезни графа? Во всяком случае, вы, юноша, могли бы подождать выздоровления
— К дьяволу! — Лотар отбросил свою маску спокойствия и нервно зашагал по комнате. — Мы с отцом разные люди, поймите, леди. И я не хочу терять годы на организацию приемов для этой зажравшейся местной знати. Когда я вижу их набитые дерьмом головы, я прихожу в бешенство. Разве я так уж много просил? Всего лишь разрешения жить так, как я хочу, спокойно изучать магию и никому не мешать. Так нет же, отец даже не стал меня слушать. Видите ли, старший сын, продолжатель рода… По рангу не положено! А я не хочу подчиняться идиотским традициям, которые мешают мне жить.
— Но…
— Я не закончил, — резко оборвал брат робкую попытку мага вклиниться в его речь. Тот насупился и обиженно замолчал. — Когда я сказал отцу, что запланированное им мое будущее меня лично не устраивает, он знаете что сказал? Знаете, конечно. Он сказал, что если я не хочу вести себя как сын графа, то он подумает, а стоит ли считать меня его сыном.
Да уж, все присутствующие об этом разговоре знали более чем достаточно. Да что там, чуть ли не каждый простолюдин в округе слышал о том, что юный Лотар поссорился с отцом и старый граф, в пылу ярости, пообещал лишить сына не только наследства и титула, но и ррава именовать его, графа Андорско-го, отцом, что было просто неслыханной по тяжести угрозой.
Собственно, к этому шло давно. Лотар все больше и больше погружался в изучение магии, сначала под руководством Модестуса, затем уже самостоятельно, пользуясь огромной библиотекой астролога. Как-то маг даже признался Рейну в минуту откровения, что он уже начинает побаиваться Лотара — тот прошел по пути постижения тайн намного дальше, чем большинство известных Модестусу знатоков колдовства. В то же время старик сетовал на то, что Лотар, при его тяге к знаниям, совсем мало уделяет внимания более “полезным” направлениям — лекарскому делу, например. Но нет, виконта куда больше привлекала “сильная” магия, опасная и для самого мага, и для окружающих.
Отец долгое время смотрел на эти, как он считал, детские шалости сквозь пальцы, пока однажды Лотару не удалось сотворить молнию, которая сожгла два дома вместе с ничего не подозревавшими крестьянами. Сам брат при этом совсем не выглядел расстроенным, напротив, его распирало чувство гордости от достигнутого успеха.
Тогда-то граф впервые и высказал сыну все, что он думал по поводу его занятий этим непотребным делом.
Лотар, разумеется, пропустил все это мимо ушей. Тогда он еще был, можно сказать, ребенком, но характер имел тот еще. Модестус, счастливый от обладания, на старости лет, способным учеником, сумел в очередной раз погасить гнев лорда, и все вернулось на круги своя — граф опять на долгое время потерял интерес к увлечению сына. Тем более что дети его вообще интересовали мало, да и Рейн, младший брат Лотара, вполне оправдывал чаяния графа, обнаруживая задатки хорошего воина. В отличие от братца, он старательно изучал военное дело и уже в свои пятнадцать лет достиг в этой области определенных успехов, во всяком случае, Брен, его наставник, был вполне доволен юношей.
Тем не менее в один далеко не прекрасный день граф снова вспомнил о старшем сыне и потребовал от него, чтобы поведение виконта соответствовало статусу, который давал ему титул. А это значило, что сын должен был больше времени уделять наукам, без которых граф не мыслил себе благородного дворянина
— а именно фехтованию, политике, геральдике и прочей, с точки зрения Лотара, ерунде.
Однако тут нашла коса на камень. Лотар впервые не подчинился прямому приказу отца, отказавшись в резкой, а по мнению Рейна, прямо-таки в грубой форме прекратить “эти глупости”. Это было почти сразу после того, как в замке отпраздновали шестнадцатилетие братьев, поэтому Лотар уже чувствовал себя вполне взрослым и способным принимать решения.