Живой щит
Шрифт:
— Да? — удивленно вскинула свои идеальные брови Аманда. — Ты никогда не говорил об этом.
— Вы не спрашивали… — истинно по-человечески пожал своими узкими плечами тролль.
Вообще говоря, эта тема изначально считалась закрытой для обсуждения. Рейну и Лотару категорически запрещено было даже упоминать о том, как юный тролль оказался в Андор-холле.
Постепенно это вошло в привычку, и сегодня, пожалуй, в первый раз, Лотар позволил себе напомнить троллю о его прошлом.
— И кем же она была? — Похоже, что сейчас Аманду этот вопрос интересовал чуть ли не больше, чем предстоящий отъезд Лотара.
— Прошу не забывать, что я тогда был мал, — насмешливо ответил Зулин,
— Мы несколько отклонились от рассматриваемой темы, — заметил Модестус, задумчиво крутя в руках свой магический кристалл, с которым, как и любой уважающий себя маг, не расставался никогда.
Лицо Лотара тут же напряглось, Аманда нахмурилась, а Рейн согласно кивнул. Зулин, способный помногу часов сидеть в этой чертовски неудобной для человека позе, все так же скрипуче продолжил:
— Так вот, Лотар, я прошу тебя повременить с отъездом. Подожди осени… Если наш лекарь прав и граф не дотянет до первого снега, тогда и…
— Ты не слишком ли рано хоронишь меня? — раздался позади суровый, хотя и слабый голос графа. Впрочем, в последний год мы привыкли его слышать именно таким.
Эрих стоял в дверях. Стоял прямо, гордо расправив плечи, однако лицо его было бледным, как никогда. Затем, печатая шаг, направился к своему трону и тяжело уселся. Было видно, что движения даются ему с трудом.
Он некоторое время молчал, обводя собравшихся тяжелым взглядом. Последнее время граф почти не вставал с постели, да и в те редкие часы, когда он, по настоянию лекаря, выползал погреться под лучами весеннего солнца, ему было трудно двигаться без посторонней помощи. Поэтому все присутствующие поняли, что сюда он явился для того, чтобы сказать что-то очень важное, слишком важное, чтобы произнести это лежа в постели. Он даже нашел в себе силы надеть мантию и графскую корону, и сейчас на престоле восседал не просто человек — властелин, намеренный диктовать свою волю.
Граф молчал. Он думал о тех, кто сейчас стоял перед ним, — думал о них, может быть, впервые в жизни, не как о своей собственности, а как о живых людях со своими нуждами и потребностями. Граф Эрих знал, что умирает, знал это, пожалуй, даже лучше старого целителя, который все еще надеялся на чудо.
Сам же он в чудеса не верил — речь шла не об обычных магических штучках, которые на его пути попадались достаточно часто, а об истинных чудесах, которые время от времени фигурировали в песнях менестрелей или в передаваемых из уст в уста слухах. Пророчества, чудесные исцеления — все это грело душу какому-нибудь смерду, однако для него, графа Эриха Ан-дорского, было просто пустым звуком.
Будучи долгие дни прикованным к кровати, он неожиданно для себя все чаще и чаще задумывался о прожитой жизни. Почему-то люди думают об этом тогда, когда их жизненный путь подходит к концу, и граф исключением не был. Сейчас он испытывал чувство вины перед ними — может, и не в полной мере, но это чувство все же присутствовало.
Этот полутемный тронный зал помнил слова многих его предков.
Разные слова — гнева и милости, объявления войны и провозглашения мира, вопли боли и крики радости. Сегодня старые стены услышат его слова, те, которые выразят принятые им решения. Как обычно, он от них не отступит, даже если кому-то они и не понравятся.
— Дети мои, подойдите ко мне.
В этот раз голос его звучал почти по-прежнему, твердо и властно. Сыновья приблизились. Эрих снова надолго замолчал, словно впервые рассматривая юношей. Самому себе он признавался, что слишком мало времени уделял им, но сделанного не воротишь.
Лотар. Старший, хотя и на
Рейн. Прямая противоположность брату — высокий и статный, не по годам развитый, он, казалось, в полной мере соответствовал понятиям графа о наследнике. Со временем из него вышел бы прекрасный воин, однако много повидавший на своем веку Эрих знал, что этого не произойдет. Характер парень явно унаследовал скорее от матери, чем от отца, — он был мягок и добр, зачастую слишком добр. А эти качества мало подходят для правителя и воина, им нужна жесткость, даже, может быть, жестокость — чернь необходимо держать в узде железной рукой.
Граф видел, что Рейна тянет к Аманде — их частые беседы оказали особое влияние на становление мировоззрения юноши. О да, Аманда была мягкой, временами даже застенчивой и робкой, и это могло обмануть многих, только не самого графа, который знал истинную цену этой женщине. Временами он даже ненавидел ее, а то и боялся — никто не знал, что на уме у этой красавицы, которая за прошедшие годы не только ничуть не подурнела, но, напротив, лишь расцвела и стала еще более прекрасной. Он бросил взгляд на изумительную фигуру графини и с тоской подумал о старом договоре, политом его “голубой” кровью, — договоре, который он так никогда и не нарушил, все так же соблюдая свое правило о крепости слова благородного лорда. Наверное, Аманда была единственной женщиной, которую он когда-либо любил. Это было странное чувство, в котором в единый клубок сплелись и любовь, и ненависть, благодарность и отвращение. Что ж, она была с ним до конца его дней, также свято блюдя договор, и за это он был ей признателен. Скоро, очень скоро договор будет расторгнут, и кто знает, как она себя поведет. Он верил, что Аманда останется для тех, кто знал ее в этих стенах, такой же доброй и милостивой госпожой, какой она была все эти годы, или, на худой конец, просто исчезнет из Андора, отправившись по своим, столько лет ждавшим, неизвестным графу делам. Но в самом потаенном уголке души графа жил страх — уж он-то знал, чего можно ждать от хрупкой изящной девушки. Да, самому себе он готов был в этом признаться — он, не дрогнув, пошел бы на стрелы и клинки орков, но ее, изящную высокую брюнетку, он временами боялся как огня, и только железная воля позволяла держать эти чувства при себе, никогда и никому их не выдав.
— Модестус… — Граф повернулся к магу, и тот почтительно склонил голову. Старик стал совсем сед и дряхл, а поди ж ты, еще и его, Эриха, переживет. — Модестус, принеси… это…
— Господин граф желает… — Глаза придворного мага расширились от удивления и голос предательски дрогнул.
— Да, — коротко сказал Эрих. — Немедленно. Пусть Зулин поможет тебе.
Маг в замешательстве бросил испуганный взгляд на Аманду, но та лишь едва заметно пожала плечами и чуть кивнула. От Эриха, впрочем, этот быстрый обмен мнениями не укрылся, но против обычного, это неповиновение не вызвало у него приступа гнева. И все же он приказал колдуну поторопиться. Модестус судорожно поклонился господину и поплелся выполнять.прика-зание, жестом позвав за собой Зулина, который, совершенно не понимая, о чем идет речь, молча поднялся и двинулся вслед за астрологом.