Живой товар
Шрифт:
Я хмуро кивнула. Все думала, дура, что это он напускает на себя важности, а на меня нагоняет страху — лишь бы не возвращаться к серьезному разговору.
— Дальше. Если все же тебя поймают, держись уверенно, спокойно отвечай на любые вопросы относительно Иры и нагло напирай, мол, есть у надежных людей кассеты, несколько копий, там все сказано открытым текстом, и если ты, мол, два дня не позвонишь, на третий эти копии пойдут в милицию, в газету и на телевидение. Только ни словечком не заикнись о наркотиках, тогда уж никакая кассета не спасет.
— А
— Например, лежать… оглушенный. Я же говорю — все это на случай, если меня рядом не будет. Хорошо, последний вариант: если все обошлось, нас отбили, мы у наших заклятых друзей и начинаются расспросы, ты скромненько держишься у меня за спиной, предоставляешь мне вести разговоры и не дергаешься, если я скажу что-то странное.
— Например?
— Например, совру что-нибудь. У меня просчитаны разные варианты… Ладно, давай доживем.
Он снова глянул на часы.
— И последнее. Помни: я тебя люблю, и если мы выкрутимся, то обязательно поженимся.
— Ну, знаешь!
— Асенька… Если через час мы будем вместе и… не заняты ничем, ты мне все-все выскажешь, а я буду слушать, и головой кивать, и пятки тебе лизать. А пока…
Он наклонился и поцеловал меня крепко-крепко.
— Все, Рыжая. Пора ехать.
Глава 46
САДИК НАД ОВРАГОМ
Он завел мотор, выждал, глядя через плечо в правую сторону, пока на дороге станет пусто на минутку, и поехал задним ходом, выползая из строя иномарок, среди которых наш невзрачный бежевый автомобильчик выглядел бедным родственником. Тем не менее холуй почтительно приложил руку к козырьку.
И тут Димка отмочил странный номер; резко прибавил газу и все так же задом быстро-быстро покатил к перекрестку. Оттуда несся поток машин, все гудели на нас и мигали фарами, но он все равно пятился против движения.
— Посмотри вперед, что там они делают! — крикнул он мне — на этом заднем ходу мотор страшно рычал.
Мне было не очень хорошо видно — далеко и темно.
— Кажется, они трогаются… Да! Влезли в ряд, только едут вперед… Ой, неужели они решили нас бросить?!
— Нет, малыш, они едут вперед, к развороту. Нам бы оторваться хоть на километр…
Он уже вылез задом на перекресток и немного вывернулся, теперь на него гудели с двух сторон, он быстро переключил скорость и, как только появился просвет между машинами, резко рванул вперед с поворотом влево. Мы проскочили перед носом у сорок пятого автобуса и помчались дальше.
— Где они?
— Мне автобус загораживает… Так это же хорошо, им ведь тоже нас не видно, правда?
— Да нет, надо показаться.
Он увеличил скорость и выдвинул машину влево. Я сидела, вывернувшись изо всех сил, и смотрела назад. Через несколько секунд они пролетели через ярко освещенный перекресток — маленькая вишневая машина, а за ней темно-синяя, побольше.
— Вон они!.. Но зачем ты им показался?! Ведь можно было удрать…
— И снова прятаться неизвестно где и неизвестно сколько? Нет. Надо с этим
— Так мы… приманка?!
— Живец… Нет, все-таки подсадная утка.
— А что, это лучше?
— Подсадная утка остается жива. Как правило…
— Как правило… Боже мой!
— Выбирать не приходится…
Мы спустились вниз по объезду вокруг строящейся станции метро и снова пошли на подъем. До Садов оставалось километра два. Дима ехал быстро, обгоняя другие машины и — два раза — троллейбусы. Проскочили уже на желтый свет перекресток у Пушки. Преследователи застряли перед красным светофором, и мне так захотелось, чтобы Дима передумал и свернул куда-нибудь здесь, на Петровском поле: свободная застройка, миллион проездов между домами, попробуй нас найти…
— Дима, давай спрячемся! Я боюсь!
— Держись, Ася! Некуда нам прятаться — из этого массива только два выезда, и они нас перехватят либо на одной дамбе, либо на второй.
— Бросим машину, сядем на троллейбус — попробуй нас найти!
— Перетерпи, немного осталось. Еще двадцать минут страхов, а потом все.
— Да?! Ну защитят нас, спрячут, их отгонят…
— Я думаю, их не отгонят.
Он не договорил, но я догадалась по голосу: их убьют! Боже, Боже, во что я вляпалась, во что он меня впутал!
— И ничего бы не было, если б Ирочкина мамаша не примчалась скандалить, — сказал он вдруг.
Мы уже доехали до конца Проспекта, поворот на Сады остался сзади, но по той стороне, а здесь Проспект разделен посредине газончиком, и нам пришлось обогнуть круглую клумбу, от которой расходятся две дороги — одна наискосок налево, по дамбе через балку и дальше на Новоалексеевку, вторая — направо, в восточный конец поля.
Дима гнал вокруг клумбы на совершенно сумасшедшей скорости, машина сильно наклонилась направо, шины визжали, я вцепилась в какую-то ручку на двери, ногами упиралась в пол…
С дамбы поднимался троллейбус, но водитель увидел нас — и затормозил. Мы пронеслись у него под самым носом, я оглянулась и увидела, как у него слетели штанги, разбрасывая искры, и растопырились в разные стороны.
А те нас догоняли. Они не стали объезжать клумбу, а свернули перед ней, против движения, ведь троллейбус все перегородил, и теперь были намного ближе, я крикнула: «Они совсем близко, скорей!» — а Димка вдруг начал тормозить, меня рвануло вперед, ремень врезался, я заорала: «Что ж ты тормозишь?!», но он уже свернул на подъездную дорогу к Садам и снова гнал как полоумный.
Это совсем узкая улочка, еле-еле двум легковушкам разъехаться, больше похожа на аллею, обсаженную пирамидальными тополями, и тротуар только с одной стороны, слева, где жилой квартал Химтеха, местные его называют «Хутор». А справа уже тянутся за деревянным забором Сады, только въезд в них в конце этой аллеи. Там «Хутор» кончается, и дальше заборы уже по обеим сторонам, за ними торчат крыши садовых домиков, а потом тупик и въезд, ворота…
Господи, куда же он гонит, мы сейчас в них врежемся!