Живой товар
Шрифт:
Я бы его, честно говоря, Юльке переправила, но она еще не появилась — видно, с сыном что-то серьезное. Придется мне этого красавца сероглазого вести самой.
Закончили по делу общаться, и пошел у нас вольный треп. Он как-то на работу не особенно торопится, и у меня пока никого нет, можно и расслабиться.
— Ну что, Анна Георгиевна, какие у вас планы на лето? — спрашивает.
— Да честно говоря, никаких…
— Почему? В отпуск не пускают?
— Можно и так сказать. Дела разные…
— Что, даже на недельку
— Вряд ли…
К чему это он об отпуске заговорил?
— Жаль, — Вадим вытащил из пачки сигарету. — Вы позволите?
— Погодите, я только кондишен включу — не люблю запах табака в помещении…
— Ну тогда я курить не буду… Жаль, говорю, что выбраться не сможете. Я бы вас по таким местам повозил!
— А какая у вас машина?
— Да никакой пока…
— А говорите «повозил», — я позволила себе легкую обиду в голосе.
— Конечно. На байдарке по речке. Тут недалеко — километров сорок — есть заказник и лесничество. Вот где красота! Речка… Камыши… Рыбка ловится.
— Ну, это не для меня… — И слава Богу.
— А вы больше по отелям привыкли?.. Бассейны, массажи, корты… Да?..
Ну и пусть он так считает… На самом-то деле мой отпуск — это родительская дача. Знаменитые шесть соток. Правда, у нас их больше. Мой массаж — это огурцы и помидоры, мой бассейн — летний душ, который из шланга набирать надо. А мой отель… Ничего, зато всю зиму — овощи. Я их сама консервирую. И варенье делаю, и желе. Причем на всех наших — в промышленных количествах. В прошлом году яблоки парша погубила, так я закрыла сорок банок груш… Вот такой у меня отпуск обычно.
Короче, я только кивнула в ответ на его слова. Но потом все-таки решила спустить его с небес на землю:
— Нет, Дима, вы меня неправильно поняли. Эти путешествия действительно не для меня — у меня аллергия на комариные укусы…
— A-а, вот оно что. Жалко. А я уж размечтался — вот в отпуск пойду, заберу вас…
Сколько раз уже такое бывало, что клиенты начинают нас с Юлькой снимать! Причем не стесняются делать это с первого же визита. Странные люди… Но ничего поделать нельзя — в смысле нельзя послать их подальше. Клиент, видите ли! Который всегда прав. Приходится приятно улыбаться… Чем я сейчас и занимаюсь.
А этот господин своими серыми глазами так и съедает меня — все надеется на душевные откровения вызвать. Не получится у тебя ничего, брат Колесников. И не мечтай.
— Слушайте, Анна Георгиевна, а что за скандал вчера заварился? У вас что, часто такое веселье?
Типун тебе на язык — «часто»! Только что это он так волнуется — сигарету, беднягу, сейчас в бублик скрутит…
— Вадим Андреич, вы бы закурили уж…
— А? Ну да…
Закурил. Пальцы длинные, только чуть подрагивают.
— Да нет, не часто. За два года, что я здесь работаю, этот скандал — первый. Раньше ничего подобного не случалось. Ужасно, если
— А что, собственно, случилось?
Он что, прикидывается? Может, и нет — это для меня все ясно стало с третьего слова, а он все же в нашем котле не варится… Нужно ли ему рассказывать? Не та история, которую хочется рекламировать. А с другой стороны, начну замазывать — сразу решит, что дело нечисто, вот тогда-то и пойдут разговоры…
— Девушка нашла у нас объявление мужчины из одной восточной страны, переписывалась с ним, поехала знакомиться с женихом — и попала в публичный дом.
— Ни фига себе!..
У него даже рот приоткрылся, но только на миг. Потом губы сжались в твердую линию, на челюсти проступили желваки, брови сошлись, между ними пролегла двойная вертикальная складка. Он глубоко затянулся — и я с удивлением заметила, что сигарету он держит не как все, а словно бы прячет в кулаке, и дым выдувает вниз, к земле. Так курят на войне, чтобы снайпер в темноте не засек, мне объяснил один клиент, прошедший Афган. Интересно, их там в военных училищах специально так учат или просто сами перенимают у более опытных, кто на настоящей войне побывал?..
Он молчал довольно долго, наконец поднял глаза и спросил уже другим тоном, очень сдержанным:
— И какие же вы действия предприняли?
— Доложила директору.
— Естественно… — согласился он.
А я, не знаю уж зачем, пустилась защищать фирму, доказывать, что мы клиентов честно предупреждаем, особенно девушек, что мы ведь о тех, заграничных, совсем ничего не знаем, в глаза не видели, и все остальное эти девчонки уже сами решают, на свой страх и риск, мы только техническую помощь оказываем, если попросят, — что-то перевести с языка или на язык, оформить документы, заказать билеты… ну, услуги электронной почты…
Он слушал молча, кивал, показывал лицом, что понимает и одобряет, но все равно вид у него был какой-то отсутствующий. А зачем я ему вообще все это говорю, кто он такой, чтоб перед ним отчитываться и оправдываться?
— А что коллеги говорят? — вдруг поинтересовался он.
Не рассказывать же ему, что Анечка сама не против на такую работу попасть, а Галку волнует тамошняя система оплаты труда!
— Обеспокоены, конечно, расстроены.
— Ну да… — он опять покивал, опять курнул в кулак.
Но складка у него на лбу не разгладилась, и я вдруг поняла, что вот он действительно обеспокоен и… нет, не расстроен, но озабочен. Ну, казалось бы, что мне от его забот, но после хиханек и хаханек господ сотрудничков, после явного стремления Лаврука отмазаться, прикрыть задницу и закрыть проблему, — мне вдруг так захотелось поверить, что нашелся человек, понимающий и разделяющий мой тревоги…
И я, повинуясь этому минутному желанию, вдруг раскрылась:
— Знаете, Дима, мне вчера после всего этого не спалось…