Живун
Шрифт:
И, как бы желая доказать, что так и будет, Мишка вдруг крикнул Сандре, повеселев:
— А ну-ка, Сана, налей чайку гостю и мне уж заодно.
Сандра с удивлением посмотрела на мужа, налила из чайника две кружки, молча подала одну Куш-Юру, вторую — мужу.
«Что-то круто подобрел ты, Миш. Обрадовался моему отъезду», — грустно ухмыльнулся про себя Куш-Юр.
Перемена в Мишке бросилась в глаза и другим. И все расценили ее так же, как Куш-Юр, но вида не подали.
Ужин не затянулся. Перед заходом солнца рыбаки собирались на лов. Подошло
— Да, да, покажи, — охотно пошел Куш-Юр, втайне надеясь не только перемолвиться с другом, но и увидеть Сандру. Отойдя от костра, спросил: — Доволен?
— Спасибо, Роман Иванович, за поддержку. Верю, парма выстоит.
— Однако же, как водится в семье, мелких ссор не избежать. Только не делай из мухи слона.
— Постараюсь.
Они вошли в сарай. Половину его занимали бочонки с жиром и варкой. Куш-Юр подивился, сколько сумели заготовить, похвалил за сохранность.
— Эх, мало побыл ты у нас. Совсем не поговорили, — сожалел Гриш.
— Все не переговоришь. Я вот лучше тебе газеты и книжки пришлю.
— Нет у нас грамотеев-читальщиков…
— Да-а-а… Ну, другим разом я прямо доклад про все сделаю…
Когда они вернулись на берег, здесь их, отмахиваясь от несметных в вечернюю пору комаров, терпеливо ждали и рыбаки, и женщины, и дети. Не было только Сандры.
— Мало гостил, — грустно сказала на прощание Марья.
— Ровно свет в окошко поувидели, — с чувством пожала руку Куш-Юра Елення.
— Спасибо за привет и ласку. Погостил бы еще, да служба требует, — после того как простился с каждым в отдельности, поклонился всем Куш-Юр.
— Верно, службу надо исправно исполнять! — насмешливо пробасил Мишка будто в поддержку гостя.
«Наверное, не велел Сандре из избы выходить, не то пришла б проститься», — подумал Куш-Юр и, чтобы скрыть огорчение, поспешил в лодку.
Когда калданки отчалили — а до устья протоки Куш-Юру было по пути с рыбаками, — женщины поспешили в избы.
— Сандра чего не была? — вспомнила вдруг Марья.
— От комаров хоронится, — ехидно заметила Парасся.
— Не потому, — строго оборвала ее Елення, но больше ничего не добавила.
А Сандра стояла за стайкой, у самой воды, под раскидистым талом, не замечая роившихся комаров, и ждала, когда мимо проплывут лодки. И едва завидев их, она замахала платочком. Махала и тревожилась, как бы не увидел муж. Но не хотелось, чтобы и Роман увидел. Увидит — поймет, как неспокойно ей, как тянется к нему всем сердцем. Мужчины ехали, о чем-то переговариваясь, ни один из них не оглянулся в ее сторону. Сандра шептала добрые пожелания и махала платочком, пока лодки не скрылись за поворотом. Не видя больше Романа, она обхватила дерево, прижалась к нему и залилась слезами.
Глава
Ермилка и Ма-Муувем
1
Еще несколько ночей рыбачили вотся-гортцы на сорах. Наконец поймы вовсе обмелели, в ином месте до щиколотки не поднималась вода. Пробовали добывать рыбу в протоке — и протока обмелела, для промысла не годилась. Оставалась лишь дальняя тоня — по реке Хашгорт-Еган, ниже Вотся-Горта. Там и вовсе не обойтись без помощника. А бабы заняты: косьбы еще хватало. Да и по дому забот полно.
Не долго рядились, уговорились: брать помощника.
Стал вопрос — кого?
Из Мужей? Стоящие — все на рыбалке, а нестоящего — даром не надо, не так они богаты, чтоб нахлебников держать.
Самое ближнее к их острову было становище хантов. Помнил Гриш, жил там работящий человек Ермилка.
Варов-Гриш и Гажа-Эль и поехали звать Ермилку, если отпустит его старшина рода.
Перед тем малость поспорили — сколько положить работнику.
— А как нам, так и ему. Мы ж не батрака берем, а помощника зовем! — Гриш даже удивился, как речь могла зайти об этом.
Но Мишка пошел доказывать, что парма в таком случае останется в накладе, лучше делить улов по паям. Да и хантыйский старшина не дозволит Ермилке отдавать свою долю в общий засол с пармщиками.
Все призадумались: действительно, чепуха получается. Хоть откажись от помощника или дели улов поровну, в угоду Мишке.
Выход подсказал Сенька Германец:
— Ермилка-то, поди, не добавит невод, не сделает складчину сетями. Значит, давать ему маленько из улова — и ладно.
Гриш почесал за ухом.
— М-да… Вообще-то можно и так. Только если уж на глазок, то по-честному. — Ему хотелось и выйти из тупика, и не нарушать условий пармы, одобренных Куш-Юром.
На том и сошлись, хотя Мишка и морщился: подумаешь, по-честному, на глазок. Ханты надуть не грех, не разберется…
…Ермилка согласился. Старшина отпустил. Вскоре за протокой появился чум, покрытый берестой, похожий издали на островерхий стог сена.
Как и все мужики-ханты, не стриг Ермилка волосы, заплетал косички. Лицо его было густо усеяно синими крапинками: когда-то он заряжал патроны у костра, высыпал порох в подол малицы, но от шальной искры порох вспыхнул — и только глаза чудом уцелели. Пороховые метинки обезобразили ему лицо…
С Ермилкой приехала жена Марья с грудным мальчонкой и двумя дочурками трех и шести лет да старик отец Макар-ики, седой, с тощей бороденкой.
Новопоселенцы были тихи, неразговорчивы и очень бедны: носили дырявые малицы, до того старые, вышаркавшиеся, что никому не угадать, из какого они меха. Обувь им заменяли замшевые чулки выше колен, у подошвы отороченные мехом, тоже уже вышарканные. В этих чулках они ходили и в сухую погоду, и в ненастье. У Марьи было еще суконное платье неопределенного цвета, изношенное, грязное.