Живун
Шрифт:
— Ну, как живешь? — участливо спросил он.
От его заботливого, нежного вопроса всколыхнулись недавние переживания, и Сандра остро почувствовала, как она несчастна. Качнувшись, она упала на плечо Куш-Юра и разрыдалась.
— Что с тобой, Сашенька? Обижают? Ну скажи, скажи, — прижал он ее к себе.
Она не отвечала и только всхлипывала, доверчиво прижимаясь к нему.
Куш-Юр поднял ее голову, дунул ей на мокрые ресницы.
Сандра открыла глаза, невесело улыбнулась, вытерла слезы.
— Славный ты… — вздохнула она. На повороте розвальни
— Ну, какая ты… Ведь со мной твое счастье… — мягко, но уверенно произнес Куш-Юр.
Сандра молчала. Он обнял ее за плечи.
— Ох, грех, грех!.. — отстранилась женщина. — Господь накажет меня! Господь накажет! Накажет…
— Горе гореванное! Сама мучаешься и меня извела, — сказал он с досадой.
— Не гневись, Роман. Слабая я. У Бога силы попрошу… Кабы за грех не посчитал…
Куш-Юр спрыгнул вдруг с саней. Проваливаясь в снегу, попытался бежать рядом, но задохнулся, отстал.
Сандра, словно в каком-то забытьи, ехала и ехала вперед. И только версты через две оглянулась, встревожилась, остановила сани, побежала назад посмотреть, где Куш-Юр.
Он шел навстречу, тяжело дыша. Она подбежала, виновато и сочувственно глянула ему в лицо.
— Хорошую прогулку ты мне устроила, — сдержанно сказал Куш-Юр. Он подошел к своей лошади, отвязал Воронка от розвальней, развернул сани в другую сторону.
— Ну, вот и свиделись, — горько улыбнулся Куш-Юр. — Прощай, Саша! Доброго тебе пути… — Он дернул вожжи, и Воронко рванул в галоп.
Глотая слезы и пошатываясь, Сандра подошла к розвальням, повалилась на сено, простонала:
— Ой, Роман, Роман, ой, горе мое!..
Глава семнадцатая
Разлад
1
— Скоро ли повезет меня папа в гости к бабушке? — спрашивал Илька у матери. — И Февру повидать охота, и Микулку, и Петрука.
— Скоро, скоро, — обнадеживала мать. — На дворе-то, чуешь, какой холод? Меры не знает. Да и отцу сейчас недосуг. День-деньской в тайге. Самое время промышлять. С пустыми руками не резон ездить — пустой поедешь, пустой и вернешься.
И то была правда: как пошли морозы, так и не ослабевали. Дети носа не высовывали за порог. Все в избе да в избе, в тесноте и в духоте, в сумерках. Короткого дневного света не видали: окошки обледенели, и в самое светлое время суток в домах было темновато. Женщины волей-неволей выходили на мороз — коров подоить, дров наколоть, воды натаскать, занести ягод и рыбы из сарая. Мужчины — те исправно охотились от темна до темна, возвращались — носы и щеки белые, прихвачены морозом, усы и ресницы заиндевелые.
В такие холода без крайней нужды и в соседнюю избу не наведаешься. Но у вотся-гортцев охоту общаться отбили не одни морозы. Большой разлад случился в рождество.
Вотся-гортцы не унывали от всевозможных нехваток и праздновать собирались согласно и весело.
Мир-лавка приняла
Выручил Мишка. Он в прошлом ходил с караванами русских купцов. В Тобольске и тамошних деревнях видел ручные жернова. Мишка выпилил смахивающие на колеса два круглых обрубка из толстенного кедра, вбил в них осколки старого чугунка — и соорудил простейшую мельницу.
Женщины диву дались. Вертишь и мелешь. С горем пополам, а все-таки мука, есть из чего стряпать шаньги. Значит, попразднуют. А то какое Рождество без шанег!
С осени, с той поры как появилась мошкара, еду готовили порознь, но праздничное столованье задумали общее. Однако стряпали хозяйки по отдельности, видно, хотели похвастаться своим умением.
Ребята ждали праздника с еще большим нетерпением, чем взрослые. Гриш сделал сынишке вертящуюся звезду из бумаги, раскрасил ее ягодным соком.
— Кодзув, кодзув! [16] — ликовал Илька, выхваляясь перед Энькой. Тому отец ничего не смастерил, Гажа-Эль не был мастером на такие поделки. И Энька завидовал дружку.
В Мужах мальчишки ходили колядовать, и их одаривали шаньгами и денежками. Энька с Илькой помнили это и надумали заслужить себе подарки.
Оба мальчика по вечерам старательно заучивали со слов матерей коляду. Матери и сами знали славящую песню с пятого на десятое, коверкали русские слова, перемежали их с зырянскими, не очень вдумываясь, какая мешанина получается.
16
Кодзув — звезда (коми).
Но на то она и коляда, чтобы быть мудреной.
И когда ребята пропели ее перед отцами, Гриш, ухмыляясь, похвалил:
— Сойдет…
Гажа-Эль с серьезным видом наставил:
— Напоследок не забудьте пропеть: «Деньги — так деньги, шаньги — так шаньги». А то гостинца не дадут.
Пришло Рождество и ребята заслужили свое — и шаньги и деньги. Правда, деньги не настоящие, а керенки, каким-то образом уцелевшие у Сеньки Германца.
Счастливые, довольные, наевшись вкусных праздничных шанег, легли дети спать.
Тогда и взрослые сели пировать.
Собрались в избе у Сеньки и Мишки. На двух столах, выдвинутых по такому случаю на середину избы, теснились тарелки, туески, чашки с шаньгами, кулебякой, мясными пирожками, соленой рыбой, икрой, варкой. Но самой вкусной и долгожданной была строганина из оленины — Сандра привезла Еленне от ее отца-оленевода целую тушу. Отец Еленни прикочевал на зиму к Мужам и послал дочери такой лакомый подарок.
— Вот уж отведем душу строганинкой! — потирал руки Гажа-Эль.