Живущий
Шрифт:
Она называет мне номер, и я перекидываю на ее социо-счет десять уников.
Ведьма садится напротив, шарит рукой под одеялом и вытаскивает початую упаковку контактных перчаток, явно уже не раз использованных; натягивает на руки.
— Снимай маску, — вместе со словами из ее рта сочится могильный запах гниющих цветов.
— Нет.
Ведьма смотрит на меня долгим, совершенно бессмысленным взглядом, потом кивает:
— Что ты хочешь узнать?
— Что было до паузы. И что будет после.
— Клиенты редко интересуются тем, что было. Ты что, не оставил себе памятного письма в «Ренессансе»?
— Для
Обиженно сопя, она тянется ко мне рукой в контактной перчатке. От перчатки пахнет сыростью и землей.
— Погадаю, не прогадаешь, все, что было, узнаешь… Я буду считать до трех… Раз, два…
Она прикладывает указательный палец к моему зеркальному лбу — примерно в том месте, где у всех нормальных людей расположен социо-слот, — и замирает, выпучив глаза, как креветка.
внимание! возможно, система подвергается угрозе
— Так, еще раз… Я что-то не вижу твоего прошлого…
…ошибка протокола 067_3605…
— …Ты расслабься, планетарничек, не зажимайся… Тут важно расслабиться, — она торопливо лапает мой лоб в разных местах. — Давай я тебе песню спою…. Спит косуля, спит баран, у-у-у… Спит овца и спит варан, у-у-у…
если эта ошибка будет повторяться, приложение будет закрыто…
— …Снится темная вода, у-у-у… Снится горькая беда, у-у-у… Вот так, хорошо, сейчас я посчитаю до трех… На счет «три» мы с тобой все-все узнаем… Раз, два… три! Ну вот, я вижу… У тебя нет прошлого. И нет настоящего. Эй, да ты вообще не живешь….
Ведьма резко отдергивает руку и трясет ею в воздухе, словно обжегшись о мою маску.
— Кто он?! — взвизгивает она мне в лицо, потом неестественно выворачивает шею и кричит в пустоту позади себя: — Он не планетарник! Его не было, его нет! Кто он такой?…
Эта ведьма совсем не в себе. Зря я пошел за ней…
— …Убери руки! Отпусти меня, сволочь!
Она принимается дергаться и метаться по одеялу, отбиваясь от невидимых бесов. Потом срывает с себя бюстгальтер, вскрикивает и валится на спину. Тоненько и тихо скулит:
— Он — тот, кого мы ждем. Тот, кого мы ждем. Тот, кого мы жде-е-ем…
Я хочу, я очень хотел бы встать и уйти, но почему-то не чувствую
ног.
Я ползу, медленно ползу на руках, волоча по грязному одеялу онемевшие ноги.
вероятно, вы пытаетесь сделать что-то не совсем верное
Гадалка хрипло, булькающе вздыхает, точно втягивает в легкие воду, и говорит:
— Он воскрес.
…вы хотите выйти из спящего режима?
да нет
эф: какого черта я в спящем режиме?!
некорректный запрос…
Я умер и воскрес, повинуясь четкому плану.
Чудо
Автописъмо
Я умер и воскрес, повинуясь четкому плану. Повинуясь моему другу Крэкеру.
Он сотворил для меня это чудо — и чудо обошлось ему дорого. Но он сумел. Он заставил их увидеть огонь. И исправляемых, и сотрудников, даже Эфа — всех домочадцев.
Всех, кроме меня. Я был единственным, кто не мог наблюдать за собственной постановочной смертью.
В условленный час я спустился на Доступную Террасу, оставив на кровати открытым на последней странице «дневник самоубийцы». Я подумал еще, что это опасно и глупо, что у Крэкера ничего не получится, а вот дневник мой, пока меня нету в спальне, найдут, и тогда уж мне точно не избежать одиночки в
…У него получилось. Он заблокировал у них у всех первый слой, подменив его фантомом, правдоподобной галлюцинацией из второго.
Пока они стояли, незряче уставившись в пол, разевая рты, давясь и постанывая, будто пытались крикнуть во сне, пока они смотрели десятиминутный ролик о том, как меня поглощает адское пламя на Доступной Террасе, я действовал по инструкции Крэкера, не рассуждая и не задумываясь, четко, как робот. Нанес удар в лобную кость, аккуратно по центру лопаточкой для рыхления песка, такая висела рядом с каждым террариумом пустынных питомцев. Стянул с Эфа маску. Раскрыл его «болтуна». Нашел внутри цереброн — он отличался от той кривой за— каляки, которую изобразил Лис на схеме, но все же был узнаваем, — и извлек две церебральные линзы. Они были маленькие, теплые, скользкие, как кусочки издохшей на солнце медузы. Одну я вставил в левый глаз, а другую — в правый, как было на схеме… Они ослепили меня, оглушили — и я провалился. В гудящую, стоголосую, мерцающую, пузырящуюся, как кипящее масло в котле, глубину.
Там, в глубине, точно притаившийся паук в паутине, сидел мой друг Крэкер. У него было четыре руки и четыре ноги, и этими своими четырьмя тонкими, суставчатыми руками он подхватил меня, хрипящего, тонущего, прижал к груди и крикнул:
крэкер: дыши! следи за дыханием, иначе не сможешь удержать первый слой
Когда я снова научился дышать, он отпустил меня, уселся на корточки, согнув в коленях все свои четыре ноги, и сказал:
крэкер: добро пожаловать в ад
Он показал мне ячейку Эфа — мою ячейку. Он объяснил, как удержать первый слой, ставший тихим и призрачным, словно мир, на который смотрит утопленник из-под мутной воды.
крэкер: как бы глубоко ты ни уходил, не упускай из виду поверхность. не забывай — здесь, внутри — УТРОБА Чудовища, там, снаружи — все, что кроме Него
Он научил меня говорить в глубине, и я сказал:
эф: не бросай меня
крэкер: тогда ты должен меня зафрендитъ)Он был со мной, сколько смог. Почти что десять минут. Страшно представить, сколько сил он потратил, поддерживая в каждом из домочадцев иллюзию присутствия при моей гибели и оставаясь неотлучно при мне, вернее, во мне. Помогая, поддерживая, руководя всеми действиями, оберегая меня, словно безмозглую, неповоротливую королеву, которую необходимо спасти из осажденного врагами термитника.
…Когда я натянул на себя кисло вонявшую кровью зеркальную маску, когда я на самом делеподжег термитный отсек и в глазах очарованных домочадцев забились красными мотыльками отражения пламени, когда шатавшийся, бледный, с остекленевшим взглядом Самсон, водитель продуктового фургона ( мой человек, — деловито пояснил при его появлении Крэкер), стал выволакивать бесчувственного Эфа с террасы, Крэкер сказал: тебе пора уходить
Я взял контейнер со своим рабочим термитом и пошел вслед за Самсоном, едва различая в дыму и без того помутневшие контуры первого слоя. Друзья Эфа скреблись в моей голове, память Эфа набухла в моем мозгу спелой гроздью файлов и папок. В первом слое я видел себя словно со стороны: человек в планетарной маске, сотрудник Службы Порядка. Кажется, тогда я и начал играть в эту игру: думать о себе в третьем лице. Мне нравилось называть себя Эфом.