Живые и мёртвые
Шрифт:
Бог, строгий отец, вселяет ужас в сердца людей. Стоит им не подчиниться его суровым требованиям, и он может осудить их на вечные муки или полное личное исчезновение. Мать же постоянно взывает к милосердию своего сына, прося его убедить отца смилостивиться к ее слабым человеческим детям, которые, как члены нашего вида, вечно совершают моральные проступки и вечно сожалеют о своих прегрешениях. Она может делать это благодаря тому, что в те девять месяцев, что она носила в собственном чреве своего Божественного сына — с момента оплодотворения Богом в День Благовещения и до его рождения в День Рождества, — его питали кровь и жизненные силы ее человеческого тела, потом ее грудь согревала его, а молоко, идущее из ее тела, вскармливало его и стало частью младенца, того самого Иисуса, который вырос в зрелого мужчину Христа, пытающегося спасти и искупить грешного человека.
Жесткие — если не сказать жестокие и мстительные — качества отцовского образа преобразились в кроткого, любящего и миролюбивого сына женщины. Сражающийся, агрессивный, мужественный Иегова стал кротким, миролюбивым мужчиной Христом, способным любить как женщин, так и мужчин, но не эротически, а в рамках и границах моральных правил братской любви. В Христе
Глава 12. Символическая структура сакрального года
Проблема: символы времени и сакральный год
Поскольку в рациональном и нерациональном мышлении жителей Янки-Сити представления о времени имеют основополагающее значение и пронизывают всю душевную жизнь, а вера в христианские символы, базирующиеся на семье и виде, распространена среди большей части коллектива, то, как нам кажется, исследование возможных взаимосвязей между этими двумя системами знаков и теми мирами значения, которые они представляют, должно дать нам большее понимание рассматриваемых проблем, а также, быть может, вознаградит нас видением некоторой части того генерального плана, который удерживает несколько систем представлений и ценностей в рамках единого ментального универсума. Почитание христианской Троицы извлекает на поверхность самые глубокие и устойчивые примитивные эмоции животного мира вида и связывает их с эмоциями морального и духовного порядков, которые являются высочайшими и наиболее поздними достижениями коллективной жизни человека. Представления о социальном времени, основывающиеся преимущественно на культурных адаптациях людей друг к другу, и конструкты объективного времени [56], являющиеся главным образом продуктами технического приспособления к внешнему миру и космосу, в христианском символизме, как и во всех прочих системах религиозной мысли, соединяются воедино [21]. Даже малый ребенок в Янки-Сити знает, что «Рождество бывает только раз в году», а Пасхальное воскресенье отличается от всех других воскресений года [7]. Другие люди, принадлежащие ко многим нынешним протестантским общинам города, знают о «литургическом возрождении», институте сакральных сезонов, святых днях, порядке публичных богослужений в своих церквях и всячески способствуют этому возрождению. Тем временем католическая церковь продолжает сохранять годичный литургический цикл сезонов, в котором Рождественский пост ведет к Рождеству, Великий пост — к Пасхе, а другие святые сезоны имеют свои собственные важные дни. В них символы времени и символы христианского сверхъестественного соединяются и сливаются воедино, превращаясь тем самым в нечто большее по сравнению с тем, чем они были бы по отдельности [94].
Чтобы изучить эту проблему, задать направление нашему исследованию, а также определить нашу теорию, выбрать метод и отобрать релевантные данные, мы начнем с постановки ряда вопросов. Каким образом различные понятия и символы времени связаны с христианской символической структурой и тем нелогическим душевным миром, который она выражает? Какова научная и социальная значимость этой взаимосвязи? И что мы сможем, получив ответы на эти вопросы, узнать такого, что помогло бы нам объяснить душевную жизнь общества? Мы получим кое-какие ответы, исследовав несколько уровней мышления и поведения, и эти ответы будут соотноситься с ними. Приступая к нашему исследованию, мы должны дать краткий обзор релевантных фактов, касающихся знаков, сезонов, праздников, постов и того, как они связаны друг с другом в сакральном календаре. Основное место среди наших данных будет занимать визуально доступный сакральный календарь, представляющий собой знаковую систему, соотносящуюся с христианскими знаками публичного культа. Мы рассмотрим различия между евангелическими, нелитургическими и литургическими церквями, в том числе епископалианами и католиками, и отметим черты различия и сходства между ними [40, 128].
Мы будем искать значения этих знаков как репрезентаций ритмов коллективной жизни, а также соотношение их значений со значениями социального и объективного хронологического времени. Поскольку религиозные праздники и сакральные сезоны следуют друг за другом не как холодные арифметические числа, как в светском календаре, а в драматическом ритме колебаний эмоциональной интенсивности и разных моделей проявления эмоций, то нам необходимо выяснить, каковы эти эмоциональные ритмы, и изучить значимость регулярно повторяющихся периодов аффективной интенсивности и расслабленности, иногда даже апатии. Каковы периоды священной радости, печали, любви и других человеческих эмоций? И каковы значения их ритмических воздействий для функционирования коллектива?
Начнем с рассмотрения нынешнего состояния годичного публичного культа в нескольких церковных календарях Янки-Сити. Имеющиеся данные охватывают спектр от величественной литургической структуры католицизма, твердо соблюдающего священные праздники и сезоны прошлого, обогатив и укрепив их, — до таких литургических протестантских церквей, как, например, епископалианская с ее молитвенной книгой и внешними знаками сакрального культа, — и, наконец, до местных и общенациональных разновидностей евангелических церквей и унитариан. Кроме того, различия и сходства между ними охватывают исторический промежуток, начинающийся с того времени, когда конгрегационалисты и другие церкви пуританской волны полностью разрушили литургический культ, и продолжающийся до настоящего времени и того, что мы называем здесь протестантской Контрреформацией и литургическим возрождением в Янки-Сити и Америке в целом.
Стэффорд, размышляя в книге «Христианские символы евангелических церквей» об «ограничении форм и символов» христианской традиции, пишет:
«Различные католические, епископальные и лютеранские церкви являются откровенно литургическими и широко используют традиционные формы и символику, унаследованные от раннего христианства или развившиеся в предшествовавший Реформации период пышного расцвета средневекового религиозного искусства.
Нынешний литургический ренессанс, набравший силу по прошествии времени, по его мнению, «вызвал неизбежное обратное движение маятника, уводящее от крайней кальвинистской позиции в отношении форм и символов, и сегодня мы находим немалое число пресвитерианских, конгрегационалистских, баптистских и методистских церквей, вводящих эстетически обогащенные формы культа, алтари, кресты, свечи, облачения и иные церковные атрибуты, которые еще в начале этого столетия вызывали насупленный вид. Вполне очевидно, что всему этому сопутствовало углубление почтительного отношения к святыне как таковой...» [234]
234
Stafford [128], р. 21-22, 24.
Литургический ренессанс в евангелических церквях, как, например, в конгрегационалистской и других церквях Янки-Сити, бывших когда-то, в пуританские времена, иконоборческими, несколько затрудняет проведение четких различий между церквями с точки зрения использования литургии в публичном культе. Нынешнее «Наставление членам конгрегационалистских и христианских церквей», используемое в Янки-Сити и цитируемое в нашем исследовании для описания того, что делают конгрегационалисты, гласит: «Соблюдение христианского года восходит к первым дням существования Церкви... когда установилась христианская религия... [и] празднование памятных дней, знаменательных для христианской религии, возрастало в своей значимости... Уже в первые столетия христиане ревностно соблюдали два великих сезона — Великий пост, предшествующий Пасхе, и Рождественский пост, предшествующий Рождеству». Пуританские реформаторы, пытаясь освободиться от власти традиции, «сохранили лишь Библию, некоторые из гимнов и соблюдение воскресного дня... Они отвергли, — говорится далее в «Наставлении», — прекрасные и символичные идеи, помогавшие превращению прежних церквей в места благоговейного поклонения... В Новой Англии эта установка дошла до крайности, выразившись в законодательном запрещении празднования Рождества».