Живые консоли
Шрифт:
– А…
– Нет, полторы, тема абсолютно новая, ты можешь прославиться.
– Идет. А почему ты сам не хочешь… продвигаться в интерактивное видео? – спросила девочка.
Дизайнер явно успел забыть о реальных искаженцах, бороздящих просторы Сети. Пришлось Веронике умолчать о личной встречи с героями новостных программ. Может, еще представится случай…
– Я прошел тестирование в Департаменте образования. Мне сказали, что у меня больше шансов сделать карьеру в ландшафтном моделировании.
– Ну и что? Я тоже тестировалась. И мне посоветовали заняться вкусовой кулинарией.
Санчес
Картинка поминутно смазывалась и плыла – дизайнерская программа не успевала обрабатывать слишком частые мозговые импульсы юного сценариста. Доходило до курьезов – пытаясь предугадать повороты человеческой мысли, она пару раз допустила совмещение предметов мебели и искусственной среды. Выглядело это забавно. Внешняя среда при этом, кстати, оставалась статичной, чтобы не тратить ресурсы системы на обработку второстепенных объектов.
Примерно через десять минут первая сцена была сформирована: нарочито потрепанные предметы мебели выпирали потертыми углами, а слева белой кляксой торчал треснувший унитаз.
– Будешь главной героиней? – поинтересовался дизайнер.
Последними «мазками» он дополнил пространство якобы характерными для низших социальных слоев деталями – перекрученными оптоволоконными кабелями и первобытным роботом-уборщиком, с хоботом, застрявшим в щели между стеной и кроватью. Это был свежий образ. Во всяком случае, девочке такой еще не встречался.
– А кто она? Героиня то есть.
– Жертва жестокой шутки подруги.
Санчес смелыми штрихами нарисовал на постели девицу с раздувшимся животом. Застонав, этот персонаж повернулся симпатичным лицом к зрителям и рыдающим голосом заговорил:
– О! Как хочу я быстро убрать эту безобразную опухоль, но еще целую неделю она будет громоздиться на моем молодом теле…
– А что, – пожала плечами Вероника. – Это даже забавно. Давай.
Лицо героини смазалось и приобрело Вероникины черты (перед этим сценарист пару секунд пристально смотрел на нее, и компьютер отсканировал ее зрительный образ) – припухлые щеки и удлиненные глаза с тонкими ресницами, округлый подбородок с вмятинкой посредине.
– Ужас, – притворно поморщилась девочка.
Однако следить за «собой» было все-таки несравненно интереснее, чем за абстрактным персонажем. Поэтому на просмотрах неинтерактивных постановок Вероника почти всегда, если находилось приятное действующее лицо, придавала ему свои черты. Так же поступали и прочие ее знакомые театралы (за исключением сетевых критиков, конечно – те стремились к объективному восприятию действа).
А интерактивные Вероника после одного неудачного опыта остерегалась «просматривать». На таком сеансе вполне могли запихнуть твое сознание в чудовищного персонажа, совершавшего твоими руками столько гнусностей и говорившего твоим языком такие гадости (хорошие роли всегда почему-то доставались другим), что после «просмотра» еще несколько часов внутри
Голос за кадром, накладывающийся на стенания «Вероники»:
«Некая коварная девушка, уязвленная успехом Барби у парней и девчат, разнюхала ее сетевой адрес и отправила ей логическую бомбу с таймером, завернув ее в привлекательный розовый пакетик из-под конфетки. Бомбу, как водится, она купила у хакеров При этом снабдила презент надписью: „Любимой Барби от преданной Глафиры“.
Глафирой звали лучшую подругу Барби, с которой она многократно делила ложе, зачастую отвергая домогательства парней. На некоторых, кстати, она при этом наложила крупный штраф за сексуальную агрессию – и они, несчастные, страдали от сетевой импотенции.
Через сутки после употребления логическая бомба взорвалась в желудке у Барби. Программа стала непрерывно фиксировать состояние голода у своей хозяйки, а потому все время пичкала ее питательным раствором. Тот неиссякаемым потоком хлестал через катетер. Увлеченная свежим зрелищем некоего музыкального коллектива, Барби заметила свой раздувшийся живот слишком поздно, и тотчас поспешила покинуть Сеть. Но Глафира ли подкинула ей ужасный подарок?»
– Как она жестока! – воскликнула Барби, с ненавистью взирая на пупок, подобравшийся к самому ее носу.
– По-моему, тут у нас не вполне связно получилось, – встряла Вероника. «Ее» нервные телодвижения на экране прекратились. – Если она живет в воздушном дворце, то почему не может вызвать бригаду медиков для срочной очистки желудка? И обстановка в таком случае некорректная.
– Хм, – сказал Санчес. – Ты права.
Движением ладони он стер края экрана, покрыв их безликим серым пространством, затем просто увеличил масштаб, отчего все чужеродные признаки роскоши начисто исчезли из интерьера.
– Убери эту гадость, – гневно вскричала Барби, обращаясь, очевидно, к своей личной программе. Однако та, бестелесная, ответила:
– Сетевой закон гласит: «Любое изменение образа, транслируемого в Сеть, запрещено. Это относится как к косметическим новообразованиям на коже, способным исказить образ, так и к применению разнообразных предметов, закрывающих часть лица и тела настолько, что становится затруднительным оптическое распознавание его обладателя сетевой полицией…»
– Постой, – опять вмешалась наблюдательная Вероника. – Пусть у нее не было денег на операцию по вскрытию желудка или принудительную промывку. Но просто посидеть на унитазе она не догадалась?
– Тут вот в чем штука, – сказал Санчес. Дельное возражение девочки заставило его придать голосу уважительные нотки. – Ее программа все еще пребывает в уверенности, что Барби страшно голодает. А потому жестко заблокировала сфинктер, и устроить твою «промывку» нереально.
– Чушь какая-то. Ну так пусть она это нам растолкует! – воскликнула Вероника.