Живым или Мертвым
Шрифт:
Почти все время, за исключением редких поездок в Соединенное королевство, Эмблинг проработал в государствах Центральной Азии, названия которых оканчиваются на «стан» — Туркестане, Казахстане, Туркменистане, Узбекистане, Киргизстане и Таджикистане, которые в разное время и в разной степени побывали под управлением или, по крайней мере, под влиянием Советского Союза. [13] В то время, как американское ЦРУ и соотечественники Эмблинга из МИ-6, носившей официальное название «Секретная разведывательная служба» (Эмблинг никогда не употреблял его), сражались на фронтах «холодной войны», на затянутых городским смогом улицах Берлина, Будапешта и Праги, Эмблинг бродил по горам в обществе пуштунов, питался пловом и пил терпкий черный чай. В 1977 году Эмблинг даже женился, не поставив в известность свое начальство, на младшей дочери мелкого вождя одного из пуштунских племен, но всего через два года она погибла во время бомбежки, устроенной советскими самолетами во время вторжения в Афганистан. Ее тело так и не нашли. Он
13
Так у автора. На самом деле, все эти страны с XIX века входили в состав Российской империи и до 1991 г. — в состав СССР, являясь его республиками.
«Несбыточные мечты», — думал сейчас Эмблинг.
Несбыточные мечты, наподобие желания увидеть Пакистан мирным и процветающим.
За семь тысяч миль от него, неподалеку от мэрилендского городка Силвер-Спринг, Мэри Пэт Фоли предавалась сходным по настроению размышлениям, сидя за точно таким же напитком — чашкой очень горячей и подсоленной смеси из равных частей кофе с кофеином и без кофеина, которую она позволяла себе по вечерам. Но посвящены были эти размышления иному предмету. Она думала об Эмире и двух вопросах, которые занимали американскую разведку на протяжении чуть ли не всего последнего десятилетия: где он прячется и как поймать сукина сына. Все это время Белый дом публично называл его врагом общества № 1 (хотя иногда и на непродолжительный срок возникали другие претенденты на эту позицию). Мэри Пэт не была согласна с такой оценкой. Конечно, этого типа нужно поймать или, что было бы еще лучше, упокоить навсегда и развеять прах по ветру, но убийство Эмира не решило бы тех проблем, которые Америка испытывает из-за терроризма. Бывали даже споры о том, много ли оперативной разведке было известно об Эмире (и вообще, было ли известно хоть что-нибудь). Мэри Пэт и ее муж Эд, к настоящему времени вышедший в отставку, склонялись к варианту: «никто о нем ни черта не знает». Эмир отлично знал, что его усиленно разыскивают. Хотя он и был первостатейным мерзавцем, с головы до ног залитым кровью своих бесчисленных жертв, у него, конечно же, должно было хватить ума, чтобы не дать загнать себя, словно в клетку, в пресловутое «ознакомить в части касающейся». Особенно учитывая, сколько террористов за последние годы сломали шеи, споткнувшись о столь привлекательную внешне разобщенность. Будь Эмир признанным главой государства, он, сидя в каком-нибудь дворце, вероятно, устраивал бы регулярные брифинги, но он таковым не являлся — по крайней мере, никто не думал, что он может занимать такое положение. ЦРУ могло с уверенностью сказать лишь одно: что он зарылся (возможно, в буквальном смысле этого слова) в землю где-нибудь в малообитаемых пакистанских горах близ границы с Афганистаном. Но в таком случае его следовало считать той самой пресловутой иголкой, спрятанной в стогу сена. Разве не так? Хотя кто знает? Когда-нибудь кому-нибудь повезет, и его отыщут, в этом у нее не было никаких сомнений.
Вопрос состоял в другом: удастся взять его живым или нет? Вообще-то, ее устроил бы любой вариант. Однако в возможности постоять нос к носу с мерзавцем и посмотреть ему в глаза было что-то привлекательное.
— Эй, дорогая, я дома, — весело окликнул ее Эд Фоли, спускаясь по лестнице, и появился в кухне, одетый в футболку и тренировочные брюки.
После выхода в отставку передвижения Эда ограничивались по большей части переходами длиной в тридцать футов и полдюжины ступенек в его кабинет, где он работал над документальной историей разведки США, начиная с войны за независимость и заканчивая Афганистаном. В настоящее время он писал главу — отличную, как считала Мэри Пэт, — о Джоне Хонимане, ирландце по происхождению, ткаче и, пожалуй, одной из наиболее загадочных персон среди разведчиков своего времени. Получив от самого Джорджа Вашингтона задание проникнуть в ряды знаменитых гессенских наемников армии Уильяма Хоу, расположившихся близ Трентона, Хониман под видом торговца скотом проник в их лагерь, изучил позиции гессенцев и благополучно вернулся, в результате чего Вашингтон получил неоценимое преимущество и в итоге выиграл кампанию 1776 года. С точки зрения Эда, это была изумительная глава — кусочек практически неизвестной истории. Писать о Диком Билле Доноване, операции в заливе Свиней и «железном занавесе» было нужно и интересно, но эти сюжеты допускали только те повороты и домыслы, которые уже вошли в привычный круг толкований, принятых в документальной «шпионской» литературе.
Эд, безусловно, давным-давно заработал право выйти на пенсию, как и Мэри Пэт, но лишь считанное число работников ЦРУ — среди них был и Джек Райан-старший — имело реальное представление о том, насколько велики заслуги супругов Фоли перед своей страной и скольким они пожертвовали ради нее. Эд, ирландец по происхождению, закончил Фордэмский университет и некоторое время работал журналистом, занимая вполне солидную, пусть и не слишком заметную должность репортера «Нью-Йорк таймс», а потом каким-то образом перекочевал в мир, где обитают плохие парни и шпионы. Что же касается Мэри Пэт, то, если можно говорить о том, что женщина родилась для работы в разведке, в качестве примера нужно было бы
— Как дела за столом, дорогой? Туго приходится? — осведомилась Мэри Пэт.
— Чертовски, просто чертовски. Так много нужно сказать, а словарь, оказывается, настолько мал! — Он наклонился и поцеловал жену в щеку. — А как твои?
— Все отлично.
— Все думаешь, да? О чем-то своем?
Мэри Пэт кивнула.
— Признаюсь — пойду на вечернее дежурство. Похоже, где-то, как говорится, трубы перегрелись. Нужно самой посмотреть.
Эд нахмурился, и Мэри Пэт не могла понять, то ли он недоволен тем, что дело, какое бы оно ни было, пройдет без его участия, то ли он просто относился ко всему этому так же скептически, как и она. Террористические группы постепенно наращивали свое умение по части собственной разведки, особенно после одиннадцатого сентября.
Мэри Пэт и Эд Фоли — оба заслужили право на некоторый цинизм — если, конечно, это слово можно было употребить применительно к ним, — так как на протяжении почти тридцати лет наблюдали всю подноготную внутренней жизни ЦРУ и его запутанную историю. Они служили в московской резидентуре на первых ролях, выступая в своем действительном положении мужа и жены, еще в те времена, когда Россия входила в состав Советского Союза, и КГБ с его сателлитами являли собой единственного стоящего соперника ЦРУ.
Оба заметно выросли по сравнению со своим первоначальным положением рядовых сотрудников оперативного директората. Эд завершил свою карьеру на должности ДЦР, директора Центральной разведки, ну а Мэри Пэт, некоторое время работавшая заместителем директора по оперативной работе, была перемещена в НКТЦ — Национальный контртеррористический центр, на такую же должность — заместителя директора. Как и следовало ожидать, поначалу пошли слухи, что Мэри Пэт попросту убрали с прежней должности и что нынешняя ее позиция — это нечто вроде почетной ссылки перед отставкой. Это, естественно, не имело ничего общего с истиной. НКТЦ представлял собой острие копья, и Мэри Пэт хотела направлять это острие.
Конечно, на ее решение о переходе повлияло и то, что родной ОД стал совсем не тем, чем был прежде. Хотя его новое название — Национальная секретная служба — и раздражало их обоих (пусть даже они ни на миг не поддавались иллюзии, что, дескать, слова «оперативная работа» могут ввести кого-то в заблуждение). Название показалось им, во-первых, слишком вызывающим и, во-вторых, неотличимым от другой, широко известной Секретной службы, которая существовала почти полтора века и занималась исключительно внутренними делами. Они отлично знали, что это всего лишь очередной ярлык. К несчастью, реорганизация была проведена так грубо, что к тому времени, когда они покинули директорат, эта организация уже занималась не столько тайными операциями и сбором разведданных, сколько теневой политикой. Несмотря на то что и Мэри Пэт, и Эд имели свои собственные, подчас несовпадающие, политические воззрения, они оба сходились в том, что смешивать воедино разведку и политику — хуже некуда. Слишком уж много на самых верхних уровнях ЦРУ оказалось обычных гражданских, рассматривавших свое положение как должным образом прокомпостированный билет к более высокому и удобному положению. Такого отношения супруги Фоли никогда не могли постичь. По их глубокому убеждению, не могло быть призвания выше, чем защищать свою страну, хоть в военной форме на поле боя, хоть под завесой того, что один из руководителей разведки времен «холодной войны» Джеймс Джон Англтон назвал «пустыней зеркал». И неважно, что Англтон был, по всей вероятности, настоящим параноиком, и устроенная им охота за советскими «кротами» разложила ЦРУ изнутри, как раковая опухоль. Мэри Пэт была глубоко убеждена в том, что название, которое Англтон подобрал для мира шпионажа, оказалось исключительно точным.
Как ни любила она тот мир, в котором работала, «пустыня» все же нанесла свой удар. Несколько последних месяцев они с Эдом то и дело возвращались в разговорах к ее предстоящей отставке, и хотя ее муж вел себя довольно тактично (хотя и не всегда проявлял достаточную тонкость), было ясно, что он ждет, когда это, наконец, случится. Он даже устраивал мелкие провокации вроде лежащего на столе в кухне номера «Нейшенал Джиографик», раскрытого на большой фотографии Фудзи или исторической зарисовке о Новой Зеландии — одном из двух мест, которые стояли первыми пунктами среди тех достопримечательностей, которые они намеревались посетить «когда-нибудь потом».
В те редкие моменты, когда мысли Мэри Пэт не были полностью заняты работой, она подчас ловила себя на том, что ходит вокруг да около основного вопроса: почему она не уходит? — и никак не может дать на него прямой ответ. Денег для жизни на покое у них было более чем достаточно, да и найдется, чем заняться. Если дело не в деньгах, то в чем же? На самом деле все было просто: работа в разведке была ее призванием, и она это знала — знала с того самого дня, когда попала на работу в ЦРУ. В свое время ей удалось добиться кое-чего, что можно было бы смело назвать выдающимися достижениями, но, как ни верти, ЦРУ стало не таким, как прежде. Пришли другие люди, у которых мотивация размывалась личными амбициями. Пожалуй, уже никто не соглашался «не спрашивать, что страна может сделать для тебя». Что еще хуже, щупальца вашингтонской подковерной политики глубоко внедрились в сообщество разведчиков, и Мэри Пэт очень опасалась, что это состояние необратимо.