Жизнь a? la mode

Ленхофф Линда

При упоминании своего имени Том делает легкое движение рукой, но хранит молчание.

– Над твоей книгой? – переспрашиваю я.

– Мою книгу взяли в печать. Я рассказывал тебе, помнишь?

Нет, точно не помню, чтобы он сообщал мне о чем-то таком. Джош держит в руках гранки с какими-то уравнениями.

Том сделал некий жест, указывая поочередно на нас с Джошем и, видимо, таким образом осведомляясь, откуда мы знаем друг друга.

– О, – говорит Джош, – мы с Холли старые приятели.

Том кивает и спрашивает:

– Ты

меня искала?

– Нет, – лгу я. – Просто проходила мимо и хотела узнать, не было ли тележки с почтой.

– Пока не было. Посмотри в северном коридоре. Я много раз видел, как она туда заворачивала.

– Ага, спасибо. – Перевожу взгляд с одного на другого, не зная, ищу сходство или различие. – Пока.

Направляюсь в дамскую комнату в поисках укромного места, где можно поразмыслить о законах случайности. Или вероятности, или совпадений, а может, тут вовсе не о чем задумываться. В дамской комнате вижу Моник, прислонившуюся к раковине.

– В четвертой кабинке зеленый жук, – сообщает она. – Он такой необычный, и еще с усиками. Я позвала ребят из художественной редакции, чтобы сфотографировать его, поэтому пока не дави букашку.

– Отлично, это право я оставляю за тобой.

– Не зря ты всегда была у меня в любимчиках, – без особого энтузиазма говорит Моник.

– Мой бывший муж здесь, – сообщаю я.

– В какой кабинке?

– Да нет, там, – машу я рукой. – Помогает приводить в порядок свою книжку.

– «Брюшко»?

– Нет, что-то математическое, куча всяких формул. С Томом.

– Угу, – соображает Моник. – Это книжка «Я умею считать». Знаешь, что говорят о людях, которые играют с цифрами?

– Нет.

– Ты не захочешь знать, – машет рукой Моник.

Входит Нина.

– В четвертой кабинке большой зеленый жук, – информирует ее Моник. – Но возможно, он уже переполз во вторую или третью. Посмотри, он может быть где угодно.

Нина застывает у двери.

– О! – Она отступает, почти парализованная страхом.

– Не зайдешь ли в туалет наверху? – предлагает Моник, и Нина, пискнув «спасибо», выскакивает.

– Она боится меня, – говорит Моник. – Печально. Нина – единственная из вас, кто меня боится. Раньше я внушала куда больший ужас.

Моник разглядывает себя в зеркале. У нее действительно классная прическа.

Появляется девушка с фотоаппаратом, Дениз из художественного отдела. Следуя указаниям Моник, она отправляется в четвертую кабинку. Сама Моник, уже выходя, бросает мне:

– У тебя из штанов сзади торчит открытка с котенком.

Засовываю открытку в карман, а в четвертой кабинке несколько раз загорается фотовспышка.

Несколько дней спустя открытка все еще у меня. Она прикреплена магнитом к дверце холодильника на том самом месте, где я оставила ее в понедельник вечером. Через пару дней я поняла, что никогда открытка не окажется на столе

Тома. К тому же картинка так мило смотрится на холодильнике. Теперь я понимаю, почему некоторые люди лепят сюда все подряд. Одна маленькая деталь – и вся комната оживает, хотя это сравнительно небольшое помещение. Но сейчас оно выглядит так, словно здесь и впрямь кто-то живет, кто-то любящий котят или спагетти или просто стремящийся украсить свое жилище. И я чувствую, что жизнь словно обретает новый смысл, хотя, возможно, напрасно я придаю так много значения открытке с котенком. Но положительный эффект все же ощущается.

Вечер четверга застает меня в гостиной в обществе мамы, неожиданно вернувшейся из своего африканского путешествия. Свои вещи она без объяснений оставила в кухне.

– Ну, как это было? – спрашиваю я.

И жадно жду баек о диких слонах, бегущих через деревню, о маме и Ронни, которые мчатся следом со своими фотоаппаратами и делают бесценные кадры виляющих слоновьих хвостов.

– Поездка оказалась мощным стимулятором, – начинает мама. – Я ходила пешком больше, чем за всю жизнь, и все время мечтала только об отдыхе.

– Ты не слишком загорела, – замечаю я.

– Солнцезащитный крем, – поясняет мама.

Глядя на нее, не заподозришь, что она вообще была на солнце. Она выглядит так, словно эти две недели прожила в метро. Но впрочем, мы все плохо загораем. Я всегда самая бледная, и в колледже меня даже прозвали «приманка для акулы», хотя что здесь забавного – не понимаю.

– Ронни отщелкал свои восемь пленок, – рассказывает мама, – в основном с видами моей спины на фоне дикой природы. Не лучший ракурс для меня.

– Как Ронни?

– Очень жизнерадостен для человека, который две недели спал на раскладушке.

Еле сдерживаюсь, чтобы не расспросить подробнее.

– Но ты ведь собиралась туда надолго? Нет, это не значит, что я не рада видеть тебя, но все-таки что случилось?

– Наверное, в жизни каждой женщины наступает момент, когда она решает, что следующий лев, которого она увидит, будет последним. Полагаю, это очень зрелое решение. – Поймав мой удивленный взгляд, мама продолжает: – Это относится не только ко львам, дорогая. У каждой женщины свой собственный объект. – Раздается стук в дверь. – Это Джейни, – говорит мама.

– Ты предупредила Джейни, что придешь ко мне, а меня нет? – Я чувствую себя обиженной восьмилетней девочкой.

– Ты же знаешь свою сестру.

Открываю дверь. Джейни прямо с работы, поэтому на ней стильный бежевый костюм. Я уже переоделась в застиранную футболку и штаны, так что чувствую себя несколько неловко, да еще бирка от штанов царапает поясницу. Оборачиваюсь и отрываю ее прямо перед Джейни. Та слегка округляет глаза и входит.

– Классно выглядишь, – обращается Джейни к маме. – Все было замечательно?