Жизнь адмирала Нахимова
Шрифт:
Он добавляет скороговоркой:
– Лейтенант Кадьян, приступите к экзекуции. Господин Алиман, осмотрите наказуемых.
Кадьян молодцевато выдергивает саблю из ножен.
– На караул!
Под барабанную дробь шеренги матросов вытягивают головы к грот-мачте. Профосы - квартирмейстер Пузырь и презираемый матросами воришка Тимофей Иванов - мочат плети в соленой воде.
Во внезапной тишине раздается первый сдавленный крик. Квартирмейстер Пузырь со всей силой прорезывает ремнем кожу Сатина. Он бьет с наслаждением, он мстит за побои в лесу.
Уже
"Хорошо бы шторм, долгий шторм, чтоб очистить застоявшийся воздух на фрегате".
Вечером, сдав вахту, он неохотно идет в каюту. Дмитрий ерошит волосы и бегает из угла в угол. Он кипит:
– Невозможно. Я совершенно разочарован в Михаиле Петровиче. Знай я, что у нас получатся подобные истории, не пошел бы в плавание... Но я еще больше утверждаюсь в мысли о значении моего ордена. Будь Лазарев связан словом члена общества...
– Довольно болтать-с, Дмитрий Иринархович! До-вольно-с, - вдруг неожиданно для себя выкрикивает Нахимов.
– Я вам приказываю... Что вы понимаете? Разве легко Михаилу Петровичу?
Он в остервенении мнет подушку, ложится ничком, "Что нужно, чтобы на корабле не применять кошек?
– спрашивает он себя.
– Что нужно, чтобы матрос не чувствовал себя крепостным рабом и так же любил Российский флот и свой корабль?"
– Решили выслуживаться, Павел Степанович! Счастливого пути!
– обидчиво бормочет Завалишин.
Кадьян на правах старшего офицера дает волю своей жестокости.
Наказание кошками становится повседневным на "Крейсере". Плети за чарку водки! За два самовольно взятых сухаря! Плети за промедление в постановке парусов! Плети за плохо высушенную одежду! Кажется, что профос не покидает зловещего поста у грот-мачты.
И все больше, все больше становится на корабле матросов второй статьи, несмотря на долгую и славную службу.
Вишневский говорит в кают-компании:
– Плавучую каторгу устраивает Кадьян.
Завалишин поддакивает, а Павел хмурится. Слова Завалишина его бесят: за словами так часто не следуют дела. Он завидует тому, как Бутенев спокойно принимает все, что бы ни происходило. Завидует розовому Путятину, который с телячьей убежденностью молодого карьериста подражает каждому шагу Кадьяна. Но он не может быть Бутеневым, не может быть Путятиным.
И у него созревает убеждение, что с корабля должно списать Кадьяна. Не может быть, чтобы того не понимал Лазарев.
А корабль подвигается на север - и вот уже Таити. Здесь очаровательны и грациозны туземки, ласкает слух музыка укулеле, девственно-прекрасны голубые лагуны, окруженные белыми рифами и величавыми пальмами, но все, все кажется Павлу таким же мерзким, как рынок в Рио-де-Жанейро, как арестантские казармы в Архангельском адмиралтействе.
– Выслуживается!
– уверяет Завалишин Вишневского, когда лейтенант удивляется, что Нахимов избегает поездок на берег и постоянно хлопочет на фрегате.
– Выслуживается!
– решают все молодые
А Лазарев доволен рвением молодого офицера и, насколько возможно, чтобы не подорвать авторитета старшего офицера, поручает Нахимову ряд задач, которые требуют работы с командой.
Фрегат проходит северным Тихим океаном без "Ладоги". Шлюпу назначено рандеву в центре российско-американских колоний - Новоархангельске. Теперь, когда не нужно поджидать тихоходного товарища, "Крейсер" оправдывает свое название. Он мчится при попутном ветре со скоростью в 12 узлов, навещает на короткий срок рейд Сан-Франциско и 3 сентября подходит к Ситхе.
Штиль. Туман застилает изрезанные берега. После Калифорнии здесь холодно. Офицеры в пальто толпятся на шканцах, и Лазарев, повеселев перед портом назначения - достигнута цель кругосветного плавания!
– рассказывает о первом своем приходе на Ситхинский рейд.
– Правитель колоний Баранов был крутенек. И то сказать - без характера с такими владениями не управиться. Старик половину жизни провел в Америке. При нем создались оседлости промышленников на Командорских островах, в Атхе, Уналашке, на островах Павла, Георгия и Кадьяке, в заливах Ситхинском, Кенайском, Чугацком и Якутате. Его энергией продвинута оседлость русских в Калифорнию...
Он перебивает себя:
– Что-то лоцмана не посылают... Велите, Нахимов, еще раз выпалить из пушки.
На носу откатывают орудие. Эхо разносит пушечный гул по островкам, скалам и в синеющие лесные чащи. Лазарев восхищенно продолжает:
– И ведь сколько неудач постигало человека, а он не терял бодрости. В самом начале деятельности своей, когда отправился сюда еще по частному поручению купца Шелехова, галиот "Три святителя" постигло крушение. Но он не вздумал отступать. С горстью людей начал войну против колошей - здешнее весьма воинственное племя, до сих пор не замиренное, - завел бобровый промысел, построил бриг "Феникс", создал крепость в Ситхе, отразил нападение иностранных каперов, устроил боевую эскадру из бригов "Ольга", "Александра" и "Елизавета". Когда Лисянский пришел на "Неве", Баранов доверху наполнил трюмы этого шлюпа мехами.
Потом был у Баранова новый шквал бед. С колошами возобновилась война. Они сожгли якутатское селение, осадили Новоархангельск. В то же время несколько шхун компании потерпели крушение. Два авантюриста, Наплавков и Попов, подняли мятеж... Наконец, погиб фрегат "Юнона", которым командовал в вояже к Японии знаменитый Хвостов. Что же, Баранов стал унывать? Нет! Купил несколько американских судов, подписал договор с королем Сандвичевых островов Камеамеа о торговле и возмечтал о приобретении сих островов... Чересчур рьяный авантюрист доктор Шеффер интригами против Камеамеа сорвал этот грандиозный план... И умер Александр Андреевич хорошо: адмиральскую смерть принял на бриге "Кутузов" в Зондском проливе, 72 лет от рождения. О волевой упорной работе этого человека - для российского юношества надо написать книгу. Поучительно будет!