А город, струя свою речь,С такою картиною сжился:Мальчишка с кудрями до плечИ девочка, вбитая в джинсы.Надеюсь, что эти стихиПрочтут через некие годы,Увидев в оконце строкиПревратности нынешней моды.
Долговязая
Долговязая, тянись,На сомненья невзирая,—Головою прямо в высь,Где листва блестит сырая.Долговязая как вяз,А не как тюльпаны в вазах.Уважают нынче вас,Молодых и долговязых.Не
стесняйся, что длинна,Даже если влюблена,А избранник чуть пониже.Принимай и то в расчет,Что и он еще растет,Чтобы стать к тебе поближеС гребня роста своегоУлыбнись кипенью садаИ не бойся ничего.Лишь сутулиться не надо.
«Телефонные будки в сиянье луны…»
Телефонные будки в сиянье луны.Телефонные трубки раскалены.От смутного лепета,От сладкого трепета,От ранней весны.Нет, не от пушек,Чей говор груб.От этих ушек,От этих губ.
Зной
Лето. Жарко. Безлюдье в подъезде.Я давно возвратился уже.Лифт, поднявшись, остался на местеИ стоит на моем этаже.Город, собственно, вымер и замер,Он охвачен дурманящим сном.Редко кто, да и то из РязаниИли Тулы, пройдет под окном.
«В пустой жаре и в душных ливнях…»
В пустой жаре и в душных ливняхИюнь Москвой себя пронес.И вновь к спине рубаха липнет,И ошибается прогноз.При этой дьявольской погоде,К тому же длящейся давно,Или со мной, или в природеСлучиться что-нибудь должно.
«Многое мы без разбору…»
Многое мы без разборуПамяти нашей суем.Вспомнил о вас в эту поруВ доме вечернем своем.Поздним и мрачным приветомДолго шумят дерева.И почему-то при этомСмутно болит голова.И, утомившись от боли,Снова беру пиранал —Все, что от вас поневолеВ жизни своей перенял.
«То, что было у природы взято…»
То, что было у природы взято,—Да вернется к ней.Вот ушли подробности от взгляда,Сделалось темней.Вот уже не видно и дорогиДаже возле ног,Только виден слабый и далекийВ небе огонек.Та земля, что пета и воспета,Суша и вода,Для тебя исчезнет до рассветаИли навсегда.Но среди высокого пареньяКак возможен час,Чтоб она ушла из поля зреньяТех, кто видит нас?
Виолончель
Весна, причастная к веселью.Вечерний гомон вдалеке.А здесь футляр с виолончельюУ тонкой девушки в руке.И показалось, что большаяВо мраке, у ее ноги,Идет изящная борзая,Легко печатая шаги.
Лишние слезы
Медленно лист опадает с ветвей.В плотном тумане вечерние плесы.Что ж, попрощаемся, только скорейДолгие проводы — лишние слезы.Вот пароход уже слышится мой.Ладно. Обнимемся возле березы,И отправляйся-ка лучше домой.Долгие проводы — лишние слезыЯ ворочусь среди длинного дня,А упаду в придорожные росы,Ты
Он давно простился с теми,С кем когда-то был одно.Милый дом, родные стены, -Он оставил вас давно.Он со зноем и с метельюСвыкся полностью уже.Ни сомненью, ни смятеньюМеста нет в его душе.Но порой прикроет очи,Тут же — мать, отец, сестра.Путь короче, если к ночи,И опять длинней с утра.Дом. Бетонная отмостка.Три лица почти сквозь дым,И от сердца иль от мозга —Нить, протянутая к ним.
«Париж французы не сожгли…»
Париж французы не сожгли,Когда вошли в него казаки.Иной закон иной землиИ небом посланные знаки.А мы? Рвануть рубаху с плеч.Последний рупь — на танк и пушку.На амбразуру грудью лечьЗа выжженную деревушку.
«Рот солдата переполнен криком…»
Рот солдата переполнен криком,В миг атаки страшен он и груб.А у женщины с прекрасным ликомТонкий смех таится возле губ.У портного полон рот булавок,У сапожника гвоздей.У артиста — реплик и поправок,Всяческих затей.У матроса — трубочного дыма.У младенца — меж зубов компот.А у нас с тобой, бегущих мимо,—Полон рот хлопот.
Память
Фотографий не осталось,—Лишь для паспорта одна.Но, конечно, это малость.И улыбка не видна.Ни повадки, ни движенья…Так жила,— на свой лишь страхБеглые изображеньяОставляя в зеркалах.
Сон
Шли детишкиПод Ростовом.Ты в пальтишкеПодростковом.Или с вишнейВ кулачкеГде-то в ВышнемВолочке…Вяжет ясеньСеть из пятен.Сон неясен,По приятен.То ли тучка,То ли дождь.То ли внучка,То ли дочь.Ошибиться —Мало риска,Так их лицаВижу близко.
Душа ребенка
Сквозь все дальнейшие ветра —Мир, схваченный душой ребенка,Со звоном раннего ведра(Колодец там или колонка?),С березами перед стеной,С полями блеклыми картошкиИ с кружкою берестянойНа голубеющем окошке.И есть ли что-нибудь острей,Чем эти смутные картины,—Уже из старости твоей,Как бы сквозь дымку паутины?
«Смех и взоры из угла…»
Смех и взоры из угла.В свете вечера неброскомПатефонная иглаПлавно ходит по бороздкам.Боже, как это давно!Как во рту протяжно-липко!Не коньяк и не вино —«Спотыкач» была наливка.Пробку вытащить не смог,Хоть усилья были пылки,А когда и вправду взмок,Протолкнул вовнутрь бутылки.Ладно, парень, не тужи.Тоже выпьют без остатка…Не в стекле — на дне душиСохранился след осадка.