Жизнь человека

Ваншенкин Константин Яковлевич

Ветер

Бедный осинник ходил ходуном. Сломанных веток валялось немало. Утром березка за мокрым окном То появлялась, то исчезала. Глянет в окно — хоть руками возьми, И откачнутся повисшие прядки. Словно с проснувшимися детьми Вдруг захотела сыграть она в прятки.

«Была природа холодна…»

Была природа холодна, На зелень раннюю глядела И вдруг, с какого-то предела, Теряла голову она. Мужчина сдержанней в любви, Чем женщина, и лишь в начале Вы это сами отмечали — Есть холодность в ее крови.

Смешанный лес

Что

такое? Береза с дубовой листвою? Натуральная елка, но с хвоей сосны? Нет, не фокус, а жизнь. Здесь безбрежье лесное, Где самою природой стволы стеснены. Здесь характеры их, голоса и повадки В темной жизни отчаянно переплелись. Здесь их руки — не в том, как вы ждали, порядке — Из оконца, из сумрака, из-за кулис.

Снег

У постели сапожок Сбросил хромовый со шпорой. А по улице снежок Самый первый лег за шторой. Тщится голая земля, Словно томная молодка, Простыню, кого-то зля, Натянуть до подбородка.

Баба

Лепят бабу — не первый раз — После длительного заноса. Вот и угли нашлись для глаз. Где морковку достать для носа? Снегу выпасть пришла пора. Вечереет. Восходит Вега… Это дети среди двора Лепят снежного человека.

Песенка к спектаклю

Когда зарплата Идет на убыль, То как заплата — Последний рубль. Гулять — не к спеху, И цель другая: Прикрыть прореху, Весь свет ругая. Но вот, как бочка, Гудит получка. Довольна дочка. Смеется внучка. Жена в платочке Со мной под ручку К торговой точке Несет получку. Вдоль тротуара, Вблизи окошка, Звучит гитара, Поет гармошка. Огни заката Горят как уголь, Пока зарплата Идет на убыль.

К портрету

Шарф заменяет рубаху. Испепеляющий взор. Прежде такие — на плаху, Прежде такие — в костер. Хмурость лица — не личины. Были такие в тени. Прежде — при свете лучины Книги писали они.

Тоска

Старой выплюнут избой В жизнь сугубо городскую, Этот форменный изгой Говорит порой: — Тоскую!.. Он страдает оттого, Что в селе у них отсталость И что там ни одного Родственника не осталось. Ни в одном глухом дому, За продавленным порогом, Нет таких уже — к кому Закатиться б ненароком. Вспомнить лапти и треух, Счастье, связанное с этим, И, лелея свой триумф, Возвратиться к взрослым детям.

«Рано закрыли трубу…»

Рано закрыли трубу. Сразу же и угорели. Скоро б лежали в гробу, А не в семейной постели Скоро б их сдвоенный след Мог затеряться под вьюгой, Если б не юный сосед, Что заявился с подругой. Первые двери — ключом. Кухня в удушливом дыме Ну, а вторые — плечом: Не отвечают за ними. — Форточки настежь, скорей — Все? Мне же это впервые. — Быстренько чаю согрей. Да не пугайся — живые… Вот как бывает в судьбе Из-за какой-нибудь вьюшки. — А ведь хотели — к тебе! — Вдруг он напомнил подружке

Пробуждение

Я пробудился летом, Слыша гуденье пчел. Снилось: стою с билетом, А мой состав ушел. …Сумрак лесной опушки. Запах

густой травы. Вмятина на подушке От твоей головы.

Старинная девичья песня

Хорошо мне было в девушках сидеть. Мне у батюшки работушка легка. Мне у матушки так вольно было петь, А с дружками мять муравушку лужка. Размолоденьки любезные дружки, Мне от слов-то ваших ласковых тепло, Без огня-то вы мне сердце разожгли, И без ветру мои думы разнесло. Разнесло их, где густые зеленя, Разнесло их, где над полем благодать. Осердились тогда в доме на меня, Захотели меня замуж отдавать. Разлучить меня с подружками хотят. На себя решила руки наложить, Чтоб не видеть этот луг и этот сад. Только род свой пожалела погубить. Я сидела в новой горнице одна. Я лежала белой грудью на окне. Я смотрела из открытого окна, И так тихо и печально было мне.

Измена

Вот вошла к нему со света, С лета — в комнатку его, Не спросившая совета На земле ни у кого. И в каком-то странном раже, Отвернув слегка лицо, Все сняла с себя — и даже Обручальное кольцо.

«Средь городских забав…»

Средь городских забав Есть выгул до работы Охотничьих собак, Не знающих охоты. В рассветный холодок Под окнами, на сквере, Рвут с места поводок Заждавшиеся звери. Вон лайка, спаниель, Вон гончая и сеттер… Но где ж болото, ель И жгущий ноздри ветер

«Удивился, в себя приходя…»

Удивился, в себя приходя: Спал я, дождика даже не слыша. Но и не было вовсе дождя — Это свежеокрашена крыша. За березами влажно блестит Над сухою и пыльной землею… Сам не знаю, зачем ее вид Мимолетно задел за живое.

Просвет

Просвет меж двух старинных лип, Его туманные глубины, И в них внезапный нежный лик Уже зардевшейся рябины. Я шел, где мостик без перил, Тропинкою, по холодочку, И это место полюбил, Запомнил найденную точку. Ошибка малая одна, Шаг в сторону — и все закрыто, Лишь леса хмурая стена — От равнодушного защита.

Чудак

Хоть и нет уже сил, Вновь смеяться готова. Он седьмого звонил, Что приедет шестого. Городил ерунду, Но без лишнего пыла. Знать, ему на роду Так написано было. Вечно путал с утра Яви признаки, сна ли… Что он умер вчера — Мы сегодня узнали.

«Сверху упала щепотка побелки…»

Сверху упала щепотка побелки,— Поднял я взгляд потревоженный свой, Чтоб догадаться, чьи это проделки, Кто там еще над моей головой… Снежный комок от исчезнувшей белки Так же смущает зимой голубой.

Метель

Снегопад, снеготок. А внутри, в снегопаде, Мужичок с ноготок, Как в белеющей хате. — Ничего не найду! — Говорит он уныло.— А ведь все на виду Лишь вчера еще было. Сколько лишней возни!.. А в лугах ни тропинки. А в полях ни лыжни. А в лице ни кровинки.

Отроковицы

Смеялись две отроковицы, В седьмой шагающие класс Струился свет от роговицы Их голубых и карих глаз. Тянуло свежестью самою От хохота отроковиц. И снежной веяло зимою От шапок и от рукавиц.