Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина. Претендент на престол
Шрифт:
Начальник расписался в какой-то лежавшей на тумбочке книге, после чего Чонкина вывели за ворота и повели через площадь. Было темно, холодно, шел мелкий дождь.
– Сколько время? – опять спросил Чонкин, и ему опять не ответили.
Подошли к какой-то глухой двери, позвонили, она распахнулась, и стоявший за нею человек прижался к стенке, пропуская пришедших.
Вскоре очутились в знакомой Чонкину приемной лейтенанта Филиппова.
– Подождите, – сказал Курятников и, робко постучавшись, сунул голову в дверь. – Разрешите ввести?
– Введите, –
2
В комнате, которую Чонкин знал как кабинет лейтенанта Филиппова, горела яркая лампочка. Но за столом был не Филиппов, а незнакомый майор в новенькой гимнастерке, перекрещенной сверкающими ремнями. Другой незнакомец, с большой бритой головой и в очках с толстыми стеклами, сидел на стуле у стены. Шинель с меховым воротником (таких шинелей Чонкин прежде не видывал) была расстегнута, руки сцеплены на животе, ноги болтались, не доставая до пола. На соседнем стуле лежала фуражка с высокой тульей и брошенные поверх нее белые перчатки.
Курятников строевым шагом приблизился к бритоголовому, поднес руку к виску и визгливо закричал:
– Товарищ полковник, подследственный Чонкин по вашему приказанию доставлен!
«Ишь ты! – подумал Чонкин. – Полковник!»
– Выйдите и подождите за дверью, – не меняя позы, приказал полковник.
Курятников и конвойные вышли.
Полковник и майор, каждый со своего места, внимательно разглядывали Чонкина, а он стоял посреди комнаты, не зная, куда деть руки.
Вдруг полковник спрыгнул со стула и стал быстро бегать вокруг Чонкина, наклоняясь при этом, как мотоцикл.
– Вы, – мелькая перед глазами, бормотал полковник, – ожидали увидеть не нас, а Курта. Но его нет. Увы. Он чудовищно занят. Он дает показания. Весьма ценные между тем. И вам я тоже. Настоятельно рекомендую. Тем более что нам. Все, все известно.
Он прекратил кружение так же неожиданно, как начал, вернулся к своему стулу, сел и принял прежнюю позу.
Заговорил майор. Он говорил медленно и бесстрастно:
– Ну вот что, милейший. Как вы только что слышали, Курт арестован, дает показания, и нам уже многое известно. Но необходимо кое-что уточнить. Своих противников мы умеем уважать. Вы долго и ловко водили нас за нос, играя роль Иванушки-дурачка. Ну что ж, играли великолепно, ничего не скажешь, но теперь, как умный человек, вы должны признать, что игра окончена.
– Точно сказано, – одобрил полковник и снова спрыгнул со стула. – Ваша карта бита, князь! – сказал он, как в театре, и откинул в сторону руку.
Чонкин вздрогнул. Он не думал, что его давнишняя кличка может быть известна этим людям.
– Я же говорю, – переглянувшись с полковником, усмехнулся майор, – нам все известно. Так что лучше сразу начистоту.
– Да, сразу начистоту, – приблизился полковник. – Для вашего же блага прошу вас очень. Итак, кто послал вас в деревню Красное?
– В деревню Красное? – переспросил Чонкин.
– Да, да. – Полковник нетерпеливо
– Меня? – уточнил Чонкин и ткнул пальцем в грудь.
– Да, вас. Именно вас. В деревню Красное кто?
– Так ведь этот, – сказал Чонкин, надеясь, что полковнику действительно все известно. – Ну, старшина, ну Песков.
– Песков? – недоверчиво повторил полковник. – Старшина? А Антон Иванович что говорил?
– Антон? – переспросил Чонкин. – Иванович?
– Я имею в виду Деникина, – подсказал полковник.
– Дикина? – Чонкин напряг память. – Может, Жикина? Это который на колесиках ездиет?
– На чем? На колесиках? – переспросил полковник. – Ах на колесиках?
Он сделал короткий выпад и ткнул Чонкина кулаком в живот. Чонкин открыл рот, пытаясь втянуть в себя воздух, и даже произнес какой-то звук вроде «а-а», но воздух не втягивался. С выпученными глазами Чонкин рухнул на колени, и только после этого воздух толчками стал пробиваться в легкие.
– Ну так что же? – услышал он над собой. – Так кем же вы засланы в деревню Красное? Кем? Кем? – закричал полковник. – Говори, сволочь, или сейчас прострелю башку!
Чонкин поднял глаза. Ствол револьвера, как и на первом допросе, смотрел ему в переносицу. Но на этот раз страха не было.
– Ну! Считаю до трех. Раз! Два!..
Чонкин молчал. Он понял: им чего ни ответь, их не устроит.
– Напрасно вы упорствуете, – донесся до него мягкий голос майора. – Вы же знаете, мы все равно заставим вас говорить. Ответьте нам на один вопрос, и мы отпустим вас в камеру отдыхать. Так все-таки кто же вас заслал в деревню Красное?
– Кому надо, тот знает, – сказал Чонкин, отдуваясь.
Словно кувалдой дали ему в подбородок. Он взлетел, спиной и затылком влепился в стену и рухнул, широко раскинув ноги в рваных ботинках.
Майор и полковник стояли над ним. По побелевшему его лицу медленно ползла муха.
– Крепкий орешек, – потирая ушибленную руку, задумчиво сказал полковник.
– Да, – согласился майор, – с этим придется потрудиться.
Они не испытывали к этому обмякшему телу ненависти или каких-то других сильных чувств. Как специалисты в своем деле, они просто оценили твердость материала, с которым предстояло работать.
Приглашенному затем Курятникову было приказано поместить заключенного в отдельную камеру, содержать в строжайшей изоляции с целью исключения возможных контактов с кем бы то ни было.
Исполнить это приказание Курятникову было непросто, потому что все три одиночные камеры к тому времени были заняты: в одной помешалась каптерка, в другой Курятников держал собственную корову, третью он же за пятнадцать рублей в месяц сдавал вольнонаемному Тухватуллину с семьей из шести человек. Дело было, конечно, не в пятнадцати рублях, ими начальник тюрьмы мог пожертвовать, но начинался осенне-зимний период, и, в случае выселения его семьи, Тухватуллин имел бы право устроить скандал.