Жизнь и приключения Лонг Алека
Шрифт:
Тина с Буткевичем и Нечаевым беспрепятственно, как и все гости, ушли из опустевшего сада. По-прежнему горели разноцветные фонарики, полыхали и коптили плошки, но не видно было разряженных дам, блестящих офицеров, важных штатских господ во фраках. Все разбежались по домам. Только в обеденном зале официанты все еще охраняли накрытые столы да комендант сидел в своей квартире с обвязанной мокрым полотенцем головой, проклиная сегодняшний день, предвидя большие неприятности по службе.
— Прощайте, Марк, — ласково сказала Тина Буткевичу, когда после длительного путешествия пешком, а потом
— Тина! — радостно воскликнул Марк и крепко прижал ее к себе.
— Я этого не разрешала, — сказала девушка, освобождаясь из его объятий. — До свидания!
Марк не торопясь побрел по улице. Из головы не выходил Алексей Чибисов. Нет, в самом деле, от таких людей общество должно быть освобождено. Недаром он всегда чувствовал неприязнь к Лешке. Всегда, даже в первых классах реального. Теперь же, когда выяснилось, что у них крайне противоположные политические взгляды, неприязнь эта усилилась. Революционер-агитатор! Никакие разумные доводы на них не действуют. Агитация может разрушить все общество до основания. Значит, надо находить другие методы борьбы с ними. Удар должен быть точным и неожиданным…
Марк остановился. Он стоял у большого скучного дома. На доске, привинченной к массивным дубовым дверям, тусклым золотом было написано: «Полицейское управление».
«Вот куда привели меня ноги, — подумал Марк, разглядывая вывеску. — Значит, судьба».
Он постоял еще несколько секунд и решительно взялся за ручку двери.
25
Кирзнер долго разыскивал «Эклипс». В порту ему сказали, что буксир с утра ушел за песком, а вот возвратился ли он в Ригу, не знают. Ищите в Экспортной гавани, где обычно ставят баржи. В указанном месте буксира не оказалось. После длительных расспросов Бруно Федорович выяснил, что «Эклипс» пошел к угольному причалу принимать дрова, которыми топили котлы. Здесь он его наконец обнаружил.
Вся команда, не исключая капитанов, занималась погрузкой топлива. Увидя Кирзнера, капитаны бросили работу и, приказав остальным продолжать, подошли к нему.
— Вот неожиданный гость! Зачем пожаловал, Бруно? Хочешь прокатиться на «Эклипсе»? — спросил капитан Лудум, обмениваясь с Кирзнером рукопожатием. — Это можно.
Кирзнер не принял шутки. Не улыбнулся.
— Мне с Чибисовым поговорить нужно. За тем и приехал.
— Это тоже можно. Леша! — позвал Лудум, и капитаны деликатно отошли в сторону, понимая, что разговор должен происходить с глазу на глаз.
— Был вчера в гарнизоне? — вместо приветствия спросил Кирзнер.
— Был, Бруно Федорович.
— Выступал? Речи говорил?
— Говорил. — Глаза у Алексея загорелись. — Демонстрация прошла отлично, Бруно Федорович. Организовано все было как надо. Хозяева и гости разбежались, а солдаты показали высокую выдержку. Молодцы! Так что все хорошо.
— Хорошо, да
— А что случилось? — с тревогой спросил Алексей.
— На тебя донес один из твоих бывших соучеников по реальному.
— Буткевич?
— Он.
— Не может быть! Как же вы узнали?
— Ну, это чистая случайность. Буткевич пришел в полицейское управление рано утром. Там никого не было, кроме дежурного офицера и… Буткевич сказал, что вернулся из Усть-Двинского гарнизона, где большевистский агитатор призывал солдат к бунту, дело чуть не кончилось кровопролитием, и если бы не дисциплинированность офицеров, то… «Вы знаете этого агитатора?» — спросил полицейский. «Да, это Алексей Чибисов, из мореходной школы…» Дежурный приказал ему написать обо всем, а наш человек, при котором происходил разговор, разыскал меня и сообщил, что слышал. Вот такие дела.
— Действительно скверно.
— И даже очень. Понимаешь, солдат они сейчас не тронут, ничего сделать им не могут. Гарнизон бурлит, и его лучше не трогать. Власти прекрасно это понимают. Тем более что обошлось без выстрелов. А вот с тобой и другими агитаторами полиция постарается при первой возможности свести счеты. Если тебя схватят, а это обязательно случится, если ты останешься здесь, тюрьма обеспечена, и на долгий срок. Ты для них старый знакомый.
— Что же делать, Бруно Федорович?
— Что делать? — Кирзнер нахмурился. — Тебе надо немедленно покинуть Ригу. Сегодня же. Времени терять нельзя. Завтра донесению Буткевича дадут ход, и тогда уже будет поздно.
— Покинуть Ригу? — переспросил огорченный Алексей. — Все бросить? А как же вы, работа, мореходная школа, отец?
— Придется. Мы без тебя справимся, а учиться можно и в другом городе. Сколько тебе еще до диплома штурмана?
— Один год.
— Ну вот видишь, недолго. Поезжай в Херсон. Там тоже есть мореходное училище. Я дам тебе письмо к хорошему человеку, преподавателю в этом училище. Он поможет. Получишь немного денег на первое время. Помощь партии. Вот так. Давай прощаться с «Эклипсом». Получи у хозяев что причитается, переодевайся в чистое, и пошли.
Алексей побежал переодеваться, а Кирзнер подошел к капитанам:
— Забираю у вас матроса. Заплати ему, Альфред, что положено. Больше он не придет. Если будут спрашивать, скажешь, что ушел, а куда — не знаешь.
Старик Казрагс понимающе кивнул. Он много прожил и научился не задавать лишних вопросов. Капитан вынул из кармана потертый бумажник и протянул Кирзнеру красную купюру — десять рублей.
— Это то, что он заработал. Больше я не могу дать.
— Я знаю, Альфред. Спасибо за все.
Спустя два часа Алексей и Кирзнер стояли на Ратушной площади.
— Встретимся на вокзале в восемь вечера у кассы. Я принесу тебе письмо и деньги. Попрощайся с Иваном Никандровичем. Успокой его как сможешь. Можете не увидеться долго. Лучше не говори, куда едешь. Так будет спокойнее. Ну, до вечера.
Прощание с отцом было тяжелым. Для Ивана Никандровича отъезд сына был неожиданным и необъяснимым. Он никак не мог понять, что же опять стряслось с Алексеем, почему ему так срочно нужно бросать Ригу, учение, дом.