Жизнь и приключения Лонг Алека
Шрифт:
2
В Кротоне «Анни Мёрск» поставили к единственному причалу, выходящему прямо в море. Город был маленький, скучный. По желтым холмам тянулись запыленные виноградники. От всего веяло стариной. Итальянцы в национальных костюмах, ослики с перекинутыми через спины огромными корзинами с виноградом, траттории, где седобородые старики просиживали часами, попивали вино, спорили, курили. Узенькие улицы, покрытые выщербленными плитами известняка, поднимались кверху. Часто встречались бедные часовенки с неизменной фигуркой мадонны в нише.
Стоял
Фрекен Иенсен прибыла на пароход на следующий день после его прихода в Кротону. Она стояла на берегу в белой широкополой шляпе, украшенной розами, в белом платье и белых перчатках. У ног ее стояли два чемодана. Девушку сразу заметили. Все, кто был на палубе, бросили работу и, не стесняясь, глазели на дочку старпома. Она была мила. Хорошо сложенная, розовощекая, светловолосая. Настоящая скандинавка.
Иенсен спустился с трапа, обнял дочь.
— Ну, пойдем, пойдем. Почему опоздала, Алиса? Я ждал тебя вчера. Как там поживает мать?
Дочь что-то щебетала ему в ответ.
— Ничего барышня! — подмигнул Алексею Сигурд. Они красили фальборт на передней палубе и тоже бросили работу для того, чтобы взглянуть на фрекен Иенсен. — Богатая невеста. У папочки деньжат немало… Зарабатывает везде, где есть возможность. Доски от сепарации[14] продает, концы старые, шипшандлеры ему проценты платят… Умеет, одним словом.
— Умеет, — согласился Алексей, вспомнив свое поступление на «Анни Мёрск».
С приездом дочери старпома на судне стало повеселее. Все подтянулись. Каждому хотелось, чтобы фрекен обратила на него внимание. Тем более что девушка оказалась славной, общительной, совсем не похожей на отца. Она любила спускаться на палубу, заглядывала во все уголки, непринужденно болтала с матросами. Датчане, давно не видавшие родины, с интересом расспрашивали ее о Копенгагене, о новостях, просили передать привет родственникам, когда она поедет обратно.
Иногда она сидела на ботдеке, читала. Моряки старались пройти мимо, сказать ей что-нибудь приятное, пошутить. В ответ Алиса заразительно смеялась, подтрунивала над ними. Она была острой на язык и за словом в карман не лезла. Иенсену это не нравилось. Когда он замечал кого-нибудь из команды около дочери, то всегда подходил к ним:
— Нечего болтать языком. Иди работай. За тебя никто не сделает. Иди, иди.
Алиса краснела, укоризненно качала головой:
— Что ты, папа! Зачем ты с ним так? Он ничего мне не сказал плохого. Не могу же я ни с кем не разговаривать.
Старпом сердился:
— Они совсем не подходящая компания для тебя. И потом, болтовня отвлекает от работы.
Первые дни Алисе нравилось на пароходе. Все казалось новым, интересным, но вскоре она начала скучать. В городишке ее ничто не привлекало, да Алиса и не ходила туда. Разве может какая-то Кротона сравниться с блестящим Копенгагеном?
Развлекало фрекен Иенсен только купание. Вот его она любила. Алиса
Как-то третий штурман Даниельсен пристал к Алисе:
— Вот вы, фрекен Иенсен, ныряете хорошо. Это верно. Но с мостика в воду не прыгнете.
— Прыгну.
— Нет, не прыгнете.
— Давайте держать пари, что прыгну, — упрямо сказала девушка, и брови ее сдвинулись, она чем-то стала похожей на отца. — На что? На что хотите. Пари на выполнение любого желания. Согласны?
— Согласен. Берегитесь, если я выиграю. Потребую многого… — пошутил штурман.
— Берегитесь вы. Я заставлю вас на четвереньках проползти по всему судну.
Алиса побежала в каюту переодеваться и минут через двадцать снова появилась на спардеке в своем ярко-красном купальном костюме и резиновой шапочке.
— Ну, я готова, — сказала она и посмотрела вниз. — Давайте скорее, пока отец в городе. Откуда прыгать?
— Вот отсюда, фрекен Алиса, — показал рукой Даниельсен на планширь[15] обноса мостика. — Высоко!
…Джакоб висел на беседке со стороны моря, закрашивал чернью засуриченный борт, когда Алиса встала на планширь. Негр отложил кисть и, несмотря на всю неприязнь к Иенсену и всему, с ним связанному, залюбовался девушкой. На самом деле она была хороша. Высокая, с гладким загорелым телом, раскинувшая в стороны руки, она казалась приготовившейся к полету птицей. Вот она согнула в коленях ноги, что-то крикнула и прыгнула вниз. Перед самой поверхностью Алиса сложила руки и «рыбкой» ушла под воду.
В прозрачной воде Джакоб видел красное пятно ее костюма. Стоявший у борта улыбающийся Даниельсен вдруг почему-то забеспокоился и закричал:
— Давайте наверх, Алиса! Хватит, хватит! Сдаюсь. Вы выиграли.
Но девушка его, наверное, не слышала. Она оставалась под водой.
Джакоб заметил, как Алиса достигла дна, перевернулась и осталась лежать на песке без движения. На поверхности появились и начали лопаться воздушные пузырьки.
«Что это с ней?» — мелькнуло у матроса, и тут же, не раздумывая больше, Джакоб неуклюже соскользнул с беседки. Он не боялся воды. Когда-то мальчишкой он вылавливал медяки, которые бросали с набережной в море туристы. С открытыми глазами он медленно опускался. Почувствовав дно под ногами, Джакоб встал и, разгребая воду руками, подобрался к девушке. Она лежала скорчившись у торчащего из песка ржавого якорного веретена. Сам якорь занесло песком.
«Вот оно что! Ударилась. Скорее на воздух!» — понял Джакоб, подхватил Алису под мышки, перевернулся на спину и, делая быстрые движения одними ногами, пошел кверху.
Тем временем на пароходе уже поняли: случилась беда. Олафсен с бледным Даниельсеном и двумя матросами, Бьёрном и Алеком, которые тоже наблюдали за спорщиками, лихорадочно спускали шлюпку. Она висела уже у самой воды, когда Джакоб с Алисой показались на поверхности. Через несколько минут их подняли на палубу. Лицо Алисы было бледным, на лбу кровоточила небольшая ранка.