Жизнь и приключения Робинзона Крузо [В переработке М. Толмачевой, 1923 г.]
Шрифт:
Робинзон покраснел. Снова дикарь давал ему урок. Так ли рассуждал недавно он сам? Нет, он выбирал себе дело по вкусу, не спрашивая другого, нравится ли ему его доля труда.
— Но послушай, Пятница, — попробовал он возразить ему, — ты не можешь работать столько, сколько я: ты не любишь труда, а я его люблю.
— Зато я сильнее тебя! Ты любишь одно, а я другое, так и будем делать.
Мысль была вполне разумная и пришлась по душе и Робинзону. Обсудив все подробно, оба решили поделить все дела между собой таким образом: Робинзон взял на себя весь уход за стадом, к чему Пятница питал непобедимое
Так по-новому наладилась жизнь Робинзона и Пятницы.
XV
ВЕЧЕРНИЕ БЕСЕДЫ С ПЯТНИЦЕЙ
Выдался особенно жаркий день, Пятница все же ушел на охоту. Но не прошло и получаса, как он вбежал назад, совсем перепуганный: длинные волосы его растрепались, глаза выражали ужас.
— Беда, беда! — задыхаясь, прокричал он.
Испугался и Робинзон, сидевший с какой-то работой у порога пещеры.
— Что такое? Дикари? Где они?
Последнее время, занятый своей жизнью, он совсем мало вспоминал о них.
— Нет! Нет! Хуже!
Пятница схватил Робинзона, потащил на открытое место и дрожащей рукой указал на подымавшуюся из-за горы огромную, свинцовую тучу. Гром глухо прогремел в эту минуту.
— Слышишь? Слышишь? — в отчаянии проговорил Пятница.
Робинзон вздохнул свободно и усмехнулся — беды никакой не было. Он попробовал ободрить товарища, но это ни к чему не повело: Пятница забился в самый дальний угол пещеры и скорчился там, закрыв лицо руками. Стемнело. Робинзон зажег светильник и взялся, чтобы не терять времени, за шитье начатой новой куртки.
На дворе, между тем, разразилась действительно ужасная гроза: оглушительные удары грома не умолкали, ослепительные молнии освещали пещеру, видно было, как ветер клонил деревья чуть не до земли. Жалобные стоны раздавались из того угла, куда забился Пятница.
Часа через два буря утихла, туча пронеслась, и снова засияло солнце. Робинзон потушил лампу, вышел во двор и вдохнул полной грудью освеженный душистый воздух.
— Пятница, все прошло, поди сюда! — позвал он того. Бедный дикарь осторожно показался у входа. Он опасливо поглядел на небо и, только убедившись, что оно ясно, осмелился присоединиться к Робинзону.
— Чего ты так испугался, Пятница? — спросил тот, — разве кого-нибудь из ваших убило молнией?
— Саваку всех может убить! И тебя, и меня, и всех, — мрачно ответил дикарь.
— Что это за Саваку?
Теперь удивился Пятница.
— Ты не знаешь Саваку? — недоверчиво спросил он. — Ведь это Саваку гремел сейчас и блестел!
— А я-то и не знал! — засмеялся Робинзон. — Что ж, он очень страшен, твой Саваку?
— Очень страшен: кого захочет, того и убьет!
— Ну, теперь он ушел, пойдем-ка погуляем! Смотри, как стало хорошо!
Они вышли из дворика и спустились в цветущую долину у берега ручья. Везде на зелени горели алмазами необсохшие капли дождя, все цвело и благоухало, воздух стал необыкновенно прозрачен.
— Смотри,
— Лучше! — кивнув головой, ответил Пятница, но вдруг опять закрыл глаза руками и в страхе отвернулся. — Юлука глядит на нас, а мы ему ничего не дали!
— Какой еще Юлука?
Тот показал пальцем на яркую радугу, повисшую над морем.
— Юлука — великий господин, ему надо дать рыбы, а то будет плохо!
— Полно, Пятница! — дружески похлопал его по плечу Робинзон. — Никакого тебе зла не будет. Я никогда не даю ничего твоему Юлуке, а, ты видишь, живу хорошо!
Рис. 15. Беседа Робинзона с Пятницей.
Как жалел он, что не может объяснить тому, что такое гром и молнии, он понимал, что Пятница, привыкнув с детства к этим верованиям-сказкам, не может сразу оставить их. Пока он решил сам хорошенько ознакомиться с ними.
— У вас, значит, есть только Саваку и Юлука? — спросил он.
— Нет! — отвечал тот, — у нас много, много богов, всех не сказать, старики знают! Курумон сотворил, мужчин. Кулимина женщин, а Лагуо — зверей.
— И все они злые?
— Нет, не все! Есть и добрые, но всем надо давать мясо, и рыбу, и плоды, чтоб не были сердиты.
Робинзон в душе решил понемногу научить Пятницу высокому христианскому учению, пока же постараться как можно больше заслужить его доверие. Испортить легко, но поправить всегда трудно, и не сразу вернулась к Пятнице его прежняя веселая улыбка и доверчивое обращение с Робинзоном. На счастье, он уж порядочно болтал по-английски и сговориться становилось все легче. Вечером, отдыхая, или за едой их беседы становились все интереснее для обоих. Давно хотелось знать Робинзону о прежней жизни Пятницы, и раз он спросил его:
— А что, Пятница, храброе ваше племя? Побеждаете вы других?
Тот гордо кивнул головой.
— Да! Очень храброе! Мы всегда побеждаем!
— А как же это вышло, что ты попался в плен?
— Ну так что ж? Наши все-таки побили их! Где я был, чужих было больше. Они схватили — один, два, три — и меня. А наши побили их в другом месте, много — один, два, три, много больше.
— Почему же не отняли вас у врагов?
— Чужие посадили в лодки и скоро поплыли, а у наших не было тут лодок.
— А что же делают ваши, когда попадутся им чужие? Увозят их куда-нибудь и съедают?
— Да! Все так делают у нас!
— А здесь ты бывал со своими?
— Бывал! Только там! — махнул Пятница рукой в сторону западного берега острова.
С невольным содроганием взглянул на него Робинзон. Он был, значит, на том ужасном пире и принимал участие в нем, его смирный и добрый Пятница.
Теперь Робинзон не мог успокоиться, пока не выспросит Пятницу обо всем, что тот знает. Каждый вечер начинались эти разговоры. Так, Робинзон спросил: опасно ли переплывать с той земли на его остров, и узнал, что Пятница не знает случая, чтобы лодки погибали.