Жизнь и реформы
Шрифт:
27 ноября Верховный Совет вернулся к вопросу об экономической самостоятельности Прибалтики. Состоялась очень интересная, квалифицированная дискуссия с участием Абалкина и Рыжкова. Страстей опять-таки было предостаточно, особенно вокруг вопроса о суверенитете. К тому моменту Прибалтийские республики уже приняли декларации на этот счет, а Президиум Верховного Совета признал их неконституционными. Накануне сессии я несколько раз встречался и вел долгие беседы с И.О.Бишером, В.А.Пальмом, К.Прунскене, Ю.Р.Бо-ярсом, А.В.Горбуновым, и мы в конце концов пришли к согласию в том, что необходимо безусловное признание союзных законов по вопросам союзной компетентности. Иначе говоря, эта чрезвычайно деликатная и острая
О представительстве общественных организаций
Осень 1989 года выдалась тревожной. Заметно, по крайней мере, по тогдашним нашим представлениям, сокращалось производство, очищались полки в магазинах. То и дело возникали ситуации «товарного голода», когда из продажи на несколько дней полностью исчезали табачные изделия, сахар и т. д. К этому надо добавить обострение межнациональных проблем.
В этой ситуации важно было стабилизировать обстановку и обеспечить тем самым возможность продолжения политической реформы. Ключ к этому лежал в социально-экономической сфере, проблемы которой и оказались в центре Второго съезда народных депутатов СССР. В сложившихся тогда обстоятельствах особое значение приобретал доклад Председателя Совета Министров СССР «О мерах по оздоровлению экономики, этапах экономической реформы и принципиальных подходах к разработке 13-го пятилетнего плана». Он долго готовился, тщательно и придирчиво обсуждался и стал предметом длительных, острых прений на съезде.
Своими мыслями на этот счет я поделюсь, когда поведу речь об экономической реформе. А здесь нужно сказать о теме, которая составила «нерв» всей политической дискуссии, стала предметом ожесточенной полемики.
Это — представительство общественных организаций. На первый взгляд может показаться странным, почему хотя и существенный, но отнюдь не генеральный вопрос занял умы депутатов, побудил их несколько дней упражняться в красноречии. Причина в том, что за этой темой маячила другая, действительно фундаментальная, — о роли КПСС. Вопрос об отмене статьи 6 Конституции, закреплявшей практически монопольное господство Компартии, встанет на следующем съезде. В декабре же 1989 года была проведена своеобразная артподготовка.
Каков был наш замысел, когда шли на первые выборы. Имелось в виду депутатский корпус на две трети сформировать на основе всеобщего, равного и прямого избирательного права, а одну треть мандатов предоставить посланцам общественных организаций. И таким способом, при отсутствии многопартийности, обеспечить более полное выражение в нем позиций и взглядов всех основных социальных слоев, групп и общественных движений. Речь шла о своего рода учредительном собрании, призванном создать новый государственный порядок.
Помимо прочего, нужно было постараться, чтобы в составе депутатского корпуса была как минимум некая активная, инициативная часть, способная задать тон по-настоящему творческой и критической дискуссии. В противном случае съезд, при всех структурных изменениях, лишь повторил бы то, что делалось до того на заседаниях Верховного Совета.
Ну и, наконец, нужно принять во внимание, что мера эта с самого начала задумывалась как временная, нечто вроде стартера, предназначенного завести мотор реформ, после чего самому заглохнуть. Разумеется, в тот момент это не афишировалось, ибо так можно было дискредитировать идею и обесценить ее в зародыше. Но смею заверить, что именно это имелось в виду. Когда же осенью 1989-го вновь развернулась по этому вопросу дискуссия и даже было внесено предложение не иметь представительства общественных организаций в республиках, то я, как, впрочем, и другие члены руководства,
Второй съезд народных депутатов запомнился и печальным событием — смертью Андрея Дмитриевича Сахарова. Съезд почтил его память, прервал работу, и народные депутаты присоединились к огромной процессии, проводившей в последний путь этого выдающегося ученого и гражданина. А в зале с тех пор осталось незанятым кресло, на котором в дни заседаний всегда лежал букетик цветов…
«Сахаров и ему подобные»
В самом конце съезда произошел и такой эпизод. Ко мне подошел Алесь Адамович, которого я знал хорошо как писателя, общественного деятеля, гуманиста, неистового борца против ядерной угрозы. Он высказал сожаление, что не смог выступить на съезде, и передал мне текст речи. Раиса Максимовна сохранила его в нашем архиве. Работая над мемуарами, я вновь перечитал выступление Алеся и решил его полностью включить в свою книгу.
«Алесь АДАМОВИЧ.
«Сахаров и ему подобные»… — так выразился один из ораторов Первого съезда народных депутатов во время печально знаменитого «антисахаровского митинга большинства», иначе не назовешь то заседание.
Кто же это «ему подобные»? Выступавший имел в виду кого угодно, но, конечно же, не Горбачева. А вот в общественном сознании современного мира именно эти имена все чаще ставятся рядом. Нет, не по обязательному сходству позиций: они нередко дискутировали по острым вопросам, когда раскалывалось мнение беспокойного первенца перестройки — Съезда народных депутатов.
Но если иметь в виду их, Сахарова и Горбачева, исключительную роль в процессе перестройки — в этом они действительно «подобные».
Именно Сахаров, как никто у нас, прокладывал пути перестройке, формулировал основы нового мышления и нового чувствования, подталкивал политиков в сторону моральных решений в делах международных и внутренних. Интеллектуально и морально перестройка вызревала под сильнейшим воздействием этой личности.
И именно Горбачев сделал назревшую в обществе потребность политической реальностью, а новое мышление — государственной политикой. И вызволил из брежневской ссылки того, кто так нужен был набирающему силу процессу.
История, судьба уготовили Сахарову тяжелейшие испытания, но под конец жизни одарили его заведомо победоносной ролью: выражать чистую, незамутненную политической конъюнктурой истину правового и гуманитарного обновления.
С Горбачевым история и судьба распорядились в несколько иной последовательности: именно взятое на себя бремя перестройки сделало политическую жизнь его по-новому сложной, трудной. Испытанием не только воли, взглядов, но и натуры. Вот о последнем, о натуре, хотя об этом у нас не принято рассуждать, пока политик на арене, пока он фигура действующая, — о ней и пойдет речь. В связи с вещами, конечно, более поддающимися определению, уловимыми.
Когда Михаил Горбачев и Рональд Рейган встретились в Рейкьявике и не сумели договориться о том, как остановить сползание мира в ядерную пропасть, различная реакция двух лидеров на этот печальный факт впервые заронила мысль: миролюбие Горбачева более чем политика, система взглядов, в этом — его натура. Не будь это так, не выдержать бы Горбачеву глухого сопротивления его усилиям двух закостеневших в милитаристском недоверии и оцепенении структур, их и нашей.
Но отчего то, что так здорово сработало, срабатывает в масштабах всего мира, почему не получается у себя дома? Кто и что тут виной: история, традиция, ситуация, конкретная политика, какие-то ошибки, просчеты? Скажу сразу: я не в состоянии ответить на этот вопрос достаточно определенно. Но хотя бы поставить его.