Жизнь и шахматы. Моя автобиография
Шрифт:
– А как же ты объяснишь, какая именно помощь тебе нужна, а главное, как поймешь, что тебе ответят?
Эйфория от обретения записки тут же померкла. Весь путь до Амерсфорта провел я в беспокойстве: встретят – не встретят, приедут – не приедут. Решил, что, если встреча не состоится, подойду к кассе и, показав записку, буду тыкать в слово «Гронинген». Дай бог поймут, что мне нужно, и продадут билет. Ну а гульдены перед этим обрету в обмен на полученные чеки. На мое счастье, я еще не знаю, что эти «замечательные» чеки согласятся обменять только в одном отделении государственного банка Гронингена, которое мы с организаторами обнаружим далеко не в первый день моего пребывания на чемпионате.
В Амерсфорте в страшном волнении спускаюсь на перрон и останавливаюсь у вагона. Перрон пустеет,
2
ФИДЕ – Federation Internationale des Echecs – Международная шахматная федерация (фр.).
Небольшие приключения, однако, ждали меня и на обратном пути. Возвращался я уже в ранге чемпиона Европы в компании польского шахматиста Ежи Леви, который владел английским чуть-чуть лучше меня. А пересадок уже требовалось сделать не одну, а две. И на первую пересадку в городе Цволле было у нас всего четыре минуты. Выскочив на перрон, впрыгнули в первый попавшийся состав из нескольких стоящих на путях. Двери тут же захлопнулись и поезд тронулся. К счастью, с составом мы не ошиблись, благополучно добрались до Амерсдорфа и пересели на конечный поезд. Чем ближе польская граница, тем заметнее нервничает Леви; интересуюсь:
– Что с тобой, Ежи?
– У меня полный чемодан подарков. – Кивает на один из своих чемоданов. – Найдут – отберут.
– Хочешь, скажу, что это мой?
– А ты можешь?
– А почему нет? Еду транзитом, ничего не вывожу, ничего не ввожу.
– Слушай, ты так меня выручишь. Я что-то не рассчитал. Набрал своим подарков, а только потом вспомнил о «доброте» наших таможенников.
– Ежи, всё в порядке, не переживай. Тем более у меня совсем немного вещей.
– А ты какие подарки купил? – живо интересуется Леви.
– Если честно, то никаких, – спокойно отвечаю, не чувствуя ни малейшего смущения.
Помню, что из самой своей первой заграничной поездки в Чехословакию привез маме красивый шерстяной свитер, потом, наверное, привозил какие-то мелочи, но цели привезти подарки у меня никогда не было. Всегда было жаль тратить время на походы по магазинам, на тяжкие раздумья, что именно купить и как не промахнуться с размером. Я всегда с удовольствием возвращался и возвращаюсь из поездок с деньгами и прошу близких самим приобрести подарки по своему вкусу.
Ну а чемпионат шестьдесят седьмого года запомнился мне не только дорогой, которая заставила меня поверить в то, что теперь я смогу самостоятельно добраться куда угодно и не только полученным званием чемпиона Европы, но и первой знаковой встречей с профессором математики университета в Маастрихте, пятым чемпионом мира по шахматам, президентом Международной федерации – Махгилисом (Максом) Эйве. В Гронинген он приехал в качестве почетного гостя на открытие турнира и по существующим правилам должен был сделать ход за доской любого выбранного участника. Было вполне логично, что для своего хода Эйве выберет партию самого многообещающего в то время голландского шахматиста Яна Тиммана, который впоследствии, до начала девяностых годов, оставался в тройке лучших шахматистов мира, но совершенно неожиданно президент Федерации оказался возле моей партии со швейцарским шахматистом Штауфенбергом. Почему он выбрал меня, было ли это пустой случайностью или целенаправленным политическим решением (дипломатические отношения с Голландией в те годы были достаточно крепкими), я так никогда и не узнал. Но тем не менее могу утверждать, что Макс в буквальном смысле приложил руку к моему будущему званию чемпиона Европы
Но все эти события были впереди, а в конце шестидесятых, точнее двадцать восьмого августа шестьдесят девятого года, произошло другое знаковое событие, ставшее очень важной ступенькой на моем пути. Я выиграл чемпионат мира среди юношей в Стокгольме, и не просто выиграл, а выиграл с большим отрывом за два тура до окончания турнира. Надо сказать, что добился я не только личного успеха, но и подарил стране звание, которое до этого времени она долгое время не имела. Были великие гроссмейстеры, чемпионы Европы и мира, прославленные мастера, но звание чемпиона мира среди юношей в Советском Союзе до меня удалось выиграть только Спасскому в пятьдесят пятом году. Символично, что сам юношеский мировой чемпионат начали проводить в год моего рождения, а первым чемпионом был югослав Борислав Ивков.
Я же получил этот титул на удивление легко, словно было у меня не одно, а несколько дыханий, и помню, что, уже зная о своей победе и титуле чемпиона, совершенно неожиданно сыграл вничью с кубинским шахматистом Диасом, значительно уступавшим мне в умениях. Эйфория от осознания собственного успеха была так велика, что острота мысли и серьезный настрой немного померкли. Впрочем, общей картины это никак не испортило.
А вот испортить мой успех, вернее, помешать тому, чтобы он случился, отчаянно пытался сын прославленного математика Демидовича – автора одного из лучших в истории учебников по математическому анализу. Учился этот странный человек в аспирантуре мехмата МГУ и занимал пост секретаря комсомольской организации факультета. Я шел к нему, не ожидая ни малейшего подвоха. Все, что мне нужно было, – росчерк пера на характеристике, которую уже подписали и председатель профсоюза, и декан факультета. Нахожу его в университете, представляюсь, знакомимся. Тут же спрашивает довольно сухо и резко:
– Какие у вас ко мне вопросы?
– Мне надо подписать характеристику.
– Почему я должен что-то подписывать?
– По положению, – спокойно отвечаю. – Вы подписываете характеристики студентам факультета, выезжающим за границу.
Смотрит на меня исподлобья и интересуется, ухмыляясь:
– И куда же вы едете?
– В Швецию.
Глаза у него округляются, и с нескрываемым раздражением в голосе он уточняет:
– А почему в Швецию?
– Там будет чемпионат мира по шахматам, в котором я принимаю участие.
Его лицо искажает гримаса, и следующий вопрос он буквально выплевывает мне в лицо:
– Студент первого курса едет в Швецию?
– Я еду на чемпионат мира. Был бы он в Болгарии – поехал бы в Болгарию, был бы в Америке – в Америку, но он в Швеции. – Развожу руками, пытаясь разрядить обстановку. Мол, просто занимаюсь своим делом, какие могут быть претензии. Но претензии, как оказалось, у него были, но не ко мне, а к своей собственной судьбе, которая в тот момент предстала перед ним в неприглядном виде. И, очевидно, разозлившись на несправедливость жизни и поддавшись разыгравшейся зависти, он объявил: