Жизнь и смерть Эдуарда Берзина. Документальное повествование
Шрифт:
В ноябре 1934 года, с последним пароходом, Берзин выехал в Москву. Ему предстоял отчет о ходе выполнения постановлений Политбюро от 1931 и 1932 года. Он надеялся на высокую оценку своей деятельности, а поэтому отправился в дорогу в отличном настроении.
На полпути Берзина из Нагаево в Москву ему стало известно о гибели 1 декабря одного из руководителем советской страны С. Кирова. Этот человек руководил коммунистами Ленинграда, являлся членом Политбюро и Секретарем ЦК ВКП(б), считался другом Сталина.
Как считают сейчас многие исследователи, убийство Кирова
4 декабря центральные газеты СССР опубликовали следующее сообщение:
«В Президиуме ЦИК СССР.
Президиум ЦИК Союза ССР на заседании 1 декабря сего года принял постановление, в силу которого предлагается:
1. Следственным властям — вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком.
2. Судебным органам — не задерживать исполнения приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств преступников данной категории о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза ССР не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению.
3. Органам Наркомвнудела — приводить в исполнение приговоры о высшей мере наказания в отношении преступников названных выше категорий немедленно по вынесении судебных приговоров»70.
Чтобы придать видимость законности этого беззаконного документа, на следующий день в газетах опубликовали постановление ЦИК СССР о внесении соответствующих, изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик.
Убийство Кирова было немедленно использовано Сталиным для расправы с-инакомыслящими в партии, которые после высылки Троцкого из страны значительно ослабили сопротивление.
По прямому указанию Сталина были организованы судебные процессы над членами так называемых «ленинградского» и «московского» центров.
Этими судилищами Сталин попытался возложить ответственность за убийство Кирова на бывших участников оппозиции в партии и на кадры, возражавшие против установления в стране режима личной власти. За два с половиной месяца после 1 декабря 1934 года только в Ленинграде было арестовано 843 человека71.
Следствие по их делам проводилось с грубейшими нарушениями законности. Несмотря на широко применявшиеся сотрудниками НКВД «физические методы» следствия, фактических доказательств преступной деятельности обвиняемых получено не было.
Однако сразу после окончания 28 декабря 1934 года судебного процесса по делу так называемого «ленинградского центра» было заведено «дело ленинградской контрреволюционной зиновьевской группы». НКВД включило в группу 77 человек. Поскольку доказательств их виновности не имелось, дело не стали направлять в суд, а оставили для рассмотрения в Особом совещании НКВД СССР. 16 января 1935 года ОСО вынесло постановление по этому делу. Председателем совещания выступил сам Нарком внутренних дел Г. Г. Ягода. В нем участвовали заместители наркома Я. С. Агранов, Г. Е. Прокофьев, Л. Н. Бельский, сотрудник наркомата П. П. Буланов и прокурор СССР И. А. Акулов.
Все обвиняемые были направлены в лагеря или сосланы. Впоследствии
Вот в такой атмосфере массовых репрессий, развернутых в стране на рубеже 1934–1935 годов, оказался в Москве директор Дальстроя Берзин. Однако он приехал туда вовсе не затем, чтобы удивляться чему-либо. Кадровый работник ОГПУ — НКВД, он прекрасно представлял себе кухню деятельности этих карательных органов.
Берзин ехал в Москву, чтобы отчитаться за три года нелегкого труда. Он рассчитывал, что Сталин оценит его старания, и надеялся решить назревшие проблемы дальнейшею освоения Колымы.
Ему все удалось. Тридцать пятый год стал его звездным часом. Но в эту же московскую командировку произошли события, может быть, тогда для Берзина не очень заметные, но впоследствии ставшие роковыми в судьбе первого директора особого треста.
Как самое яркое событие 1935 года биографы Берзина отмечают награждение его орденом Ленина весной того года.
Однако этому предшествовали два других события, тесно связанных с награждением и предшествовавших ему. Длительное время ученые и журналисты знали лишь об одном из них.
Речь идет о двух заседаниях Совнаркома СССР, в которых участвовал Берзин: там решались вопросы, поставленные им в ЦК партии и правительстве.
Первое заседание Совета Народных Комиссаров проходило 23 февраля 1935 года. В повестке дня вопрос был обозначен следующим образом: «О программе золотодобычи в 1935 году».
В то время добычу золота в стране вели самостоятельно два ведомства. Наибольшая часть добычи приходилась на гражданский Главк (Главное управление), носивший название «Главзолото». Его начальником был известный хозяйственник А. П. Серебровский. Одновременно он являлся заместителем Наркома тяжелой промышленности: именно в этот наркомат составной частью входил ею Главк.
Второй организацией, которая вела в стране добычу золота (независимо от Наркомтяжпрома), был Дальстрой. Как мы помним, он не входил ни в какой наркомат: по постановлениям ЦК компартии и правительства Дальстрой подчинялся только Центральному Комитету (то есть Сталину), а для прикрытия было обозначено, что он подчиняется Совету Труда и Обороны.
Понятно, что программа золотодобычи на 1935 год могла быть сформирована лишь с учетом возможностей обеих организаций, которые вели эту добычу. Как вспоминал начальник «Главзолота» Серебровский, в начале 1935 года «на заседании правительства были заслушаны доклады мой и тов. Э. П. Берзина, а затем было поручено специальной комиссии дать к следующему заседанию правительства проект мероприятий, нужных для дальнейшего развертывания золотой промышленности»72.
Наркомату тяжелой промышленности, где были сосредоточены все золотодобывающие предприятия, кроме Дальстроя, Совнарком установил программу 77,5 тонны. Дальстрою задание на 1935 год было установлено отдельно. Оно составило 8,5 тонны химически чистого золота.
Для обеспечения добычи благородного металла в утвержденном объеме Совнарком этим же постановлением выделял Дальстрою из своего резервного фонда на 1935 год дополнительно 107 миллионов рублей. Кроме того, еще миллион из средств Нарком-вода был ассигнован тресту целевым назначением — на покупку двух грузовых пароходов. Подписал постановление председатель СНК СССР В. Молотов.