Жизнь и смерть генерала Корнилова
Шрифт:
— Не надо никаких докладов, — сказал он. — Показывайте вашу муку.
Начальник поста смутился:
— Виноват, господин полковник!
— Не краснейте, прапорщик, вы не девица. Показывайте, что вам привезли.
Растерянное лицо прапорщика сделалось обречённым, он махнул рукой.
— Прошу за мной, господин полковник!
На пост привезли пять мешков муки, их сгрузили в кладовку, примыкавшую к кухне, и накрыли рогожей. Прапорщик, сдёрнув рогожу, указал на мешки, Корнилов мрачно оглядел мешки, ткнул плёткой в один из них:
— Ну-ка, вытащите этот куль.
Куль вытащили.
— Развяжите! — приказал Корнилов.
Прапорщик
— Кто прислал муку?
— Привезли с продовольственного склада корпуса...
Корнилов потемнел ещё больше: продовольственными складами ведал могущественный человек, имевшей прочные связи в столице, в кругах, приближённых к царской фамилии, — генерал-лейтенант Сивицкий. Бороться с Сивицким было бесполезно, Корнилов это знал, но тем не менее приказал:
— Развяжите второй мешок!
Второй мешок также оказался набит червями.
— В остальных мешках — то же самое, — виновато произнёс прапорщик.
— И что вы собираетесь со всем этим делать? — спросил Корнилов.
— Была бы моя воля — вернул бы, господин полковник. Но ведь тогда меня со света сживут. Порядки у нас суровые, высшие чины низшим спуска не дают.
— Понятно, — глухо, без всякого выражения в голосе проговорил полковник. — Завтра вам, прапорщик, привезут другую муку, в обмен. А этим, — Корнилов ткнул плёткой в горловину мешка, — этим я займусь сам.
Он вихрем слетел с крыльца дома, в котором располагалось помещение поста, и прыгнул в седло. Огрел лошадь плёткой, та, бедная, едва на дыбы не взвилась. Корнилов галопом пустил её к воротам и уже на скаку запоздало скомандовал адъютанту:
— Поехали!
Снабжение округа продуктами находилось не только в руках генерала Сивицкого, но и его людей — в основном «штатских шпаков» — гражданских чиновников, привыкших не только вкусно есть и пить, но и с размахом устраивать свою жизнь. Естественно, за счёт подопечных солдатских душ.
Колеса пролёток этим людям смазывали чистым сливочным маслом, в то время как солдаты готовы были заправлять свой жидкий кулеш тележной мазью либо жиром дохлых коров. Мука, набитая червями, как филипповские булки изюмом, мясо, к которому нельзя было подходить без противогаза — можно свалиться замертво на землю, словно в газовой атаке, рыба, нашпигованная белыми глистами, — всё это считалось в поставках обычной вещью.
Офицеров, которые отказывались принять «порядок», навязываемый генерал-лейтенантом Сивицким, из корпуса пограничной стражи старались убрать.
Так это произошло с капитаном Вилямовским, который отказался кормить червивой мукой своих солдат. Поляка просто съели, как его соотечественники едят горячие шпикачки с тушёной капустой. Вилямовский, кажется, слышал, как хрустят его кости, как чужие зубы вгрызаются в его тело, кричал, взывал о помощи, но никто на помощь к капитану не пришёл.
Воровством казённых денег, обиранием солдат, у которых отнимали последние копейки, даже на махорку не оставляли денег, хапужничеством занимались фигуры более крупные, чем Сивицкий. Например, генерал-адъютант Ренненкампф. Этот чин с широкими жёлтыми лампасами закупил двадцать тысяч пудов солёной кеты, совершенно несъедобной, от которой воротили
Несколько позже Ренненкампф решил ударить по-крупному, так, чтобы у коллег-широколампасников от зависти округлились глаза: став командующим Первой армией, он при помощи подрядчиков Сутина, Рабиновича и Пагера купил несколько эшелонов очередного гнилья для солдат, заплатив за «червей в мешках» гигантскую сумму в золотых червонцах, — в благодарность за что ему было отписано богатое имение Юмерден.
Имение Ренненкампф брал не для того, чтобы в нём жить со своим семейством и, вооружившись удочками, водить внуков на берег ближайшего карасиного пруда, брал для последующей реализации. Деньги, которые генерал-адъютант рассчитывал получить от продажи Юмердена, вряд ли бы поместились в карманах его просторного мундира и уж точно не влезли бы в толстый кожаный кошель командующего. Преподнесли ему имение на голубом блюдечке с золотой каёмкой — по заявлению посредника Нохима Троецкого, «без всякой затраты личных средств, почти даром...».
Ренненкампфу не повезло: о сделке стало известно, сведения попали в печать, и генерал-адъютанту пришлось откреститься от своих сообщников.
Впрочем, сообщники точно так же поступили с генералом, они сдали его вместе со всеми потрохами. Но что не дозволено быку, дозволено Юпитеру — Ренненкампфу за его «предпринимательскую» деятельность ничего не было, коллегам же по «бизнесу» пришлось ответить.
Начальник третьего отряда полковник Корнилов знал, что скандалы с гнилой мукой бывали и раньше, ещё до капитана Вилямовского, но Сивицкому всё сходило с рук. Корнилов настоял, чтобы в пограничном округе был создан общественный комитет по снабжению, в который вошли он и полковник Пневский.
Встретив Корнилова в штабе округа, Сивицкий сунул в глаз монокль, висевший на чёрном шёлковом шнурке, смерил полковника с головы до ног оценивающим взглядом:
— Это вы, полковник, командуете третьим отрядом?
— Так точно! — спокойно ответил Корнилов.
— Ну-ну, — Сивицкий приподнял густую соболью бровь, и стёклышко само выпало из глаза, — Ну-ну, — повторил генерал и двинулся дальше по коридору.
Сказать ему было больше нечего. Он ощущал своё превосходство над Корниловым и считал — не без оснований, естественно, — что этот полковник ему совершенно не опасен.
Созиновы встречали своего младшего брата на маленькой станции, даже не имевшей перрона, — перрон заменяла утрамбованная земля, в которую были втиснуты несколько листвяковых брёвен.
Лиственница, как известно, дерево вечное, ни гнили, ни воды, ни ржави не боится, делается только прочнее, тяжелее, — это вечное дерево, поэтому строители здешние ценили превыше всего именно лиственницу. Столбы из стволов лиственницы никогда не падали, брёвна, положенные в сруб пятистенки, переживали не только дом, но и его фундамент, листвяковая дранка, предназначенная для крыши, по сто лет держала воду, не пропуская в помещение ни капельки.