Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Шрифт:
Меня зовут Геной, я живу в комнате под вами. У вас падало на пол что-нибудь тяжелое? Гена взглянул на мой оригинальный галстук, на оборванный кусок пояса на трубе и все понял. Он вошел в комнату и затворил за собой дверь.
— Вы разрешите мне пригласить вас к нам на чай? Я живу с женой Леной и сейчас у нас в гостях еще одна дама. Уверен, что вам сейчас необходимо развеяться. Только, пожалуйста, снимите этот ваш ужасный галстук!
Глупо улыбаясь, я снял «галстук», бросил его на койку и пошел за Геной. По дороге Гена сообщил мне, что он меня
Мы зашли в комнату Гены, где за столом пили чай две женщины — одной лет двадцать, другой лет на десять больше. Я представился дамам и сказал, что у меня со стены свалилась тяжелая полка с книгами и чуть было не зашибла меня.
— Я — Лена, — сообщила молодая женщина, работаю на «Иностранных языках», а это — и она кивнула на женщину постарше — Наташа Летунова, она работает вместе с моим мужем на «Химии».
— Выпейте чаю! — предложила она.
— А как насчет водки, у меня есть бутылочка? — осторожно спросил я.
Лена замотала головой, а Наташа заинтересованно посмотрела на меня огромными голубыми глазами и ответила неожиданной фразой:
С большим и толстым удовольствием!
Голос у Наташи был низкий и хрипловатый. Мы встретились с ней взглядами, и я понял, что она — наш человек! Я сбегал наверх за бутылкой и «мухой» спустился вниз. Лена достала из шкафа два яблока и нарезала их; поставила три рюмки — мне с Наташей и Гене, сама она не пила совсем.
— Давайте выпьем, мой любимый тост — за жизнь! — предложил я, — по-еврейски это звучит так — «лыхайм!».
Гена внимательно посмотрел на меня, хитро улыбнулся и пригубил рюмку. Наташа выпила залпом; я медленно и с удовольствием отхлебывал водку — в голове у меня был ураган. Лена захлопала в ладоши и спросила, не еврей ли я (потом я узнал, что она сама — еврейка)?
— Учусь этому! — загадочно ответил я.
Гена весь вечер допивал свою рюмку, а остальное выпили мы с Наташей. По ее реакции на знакомство со мной, я понял, что «встретились два одиночества». Она стала называть меня «Нури», а я, ее — «Натой». Вскоре она захотела спать и попросила проводить ее; я заметил, что Наташу сильно «вело».
Провожать оказалось недалеко — она жила на первом этаже в конце коридора. Наташа отперла дверь, и, отворив ее, быстро протолкнула меня в комнату, видимо, чтобы не заметили студентки. Затем она заперла дверь уже изнутри, но свет зажигать не стала. Достаточно света проникало через два окна, завешанные газетами. Наташа без обиняков обняла меня за шею и поволокла к постели, которая уже была разобрана. Все это казалось мне какой-то фантастикой или сном, но я решил, что так, видимо, это и должно быть — судьба!
— Делай со мной, что хочешь, но только обещай, что не будешь звать меня замуж! — прошептала мне прямо в ухо Наташа, когда мы уже фактически выполняли супружеские обязанности.
— Торжественно клянусь — не буду! — прерывисто дыша, обещал
Интуитивно я почувствовал, что уже скоро Наташа собирается нарушить тишину и прикрыл ей рот ладонью. Звуки получились сильно приглушенными.
— Проклятые студенты! — успела только, задыхаясь, прошептать Наташа, как ей пришлось «глушить» уже меня.
И вот мы как рыбы, вытащенные из воды, лежа на спинах, пытаемся дышать, беззвучно открывая рты. Студенты, вернее, студентки не дремлют! Им интересно все, чем занимаются их доценты! В голове моей все постепенно «устаканилось».
— Да, висеть бы мне сейчас с вываленным набок языком, не порвись пояс!
— не давала мне покоя эта одна-единственная мысль. — Никаких суицидов больше, что бы ни случилось! — поклялся я сам себе. Заклялась, как говорят, свинья на помойку не ходить!
Предательства
Время от времени я заходил-таки на кафедру, чтобы сотрудники меня не забывали. Кроме преподавателей на кафедре работали три лаборанта — женщина-секретарь, жена доцента с соседней кафедры, а также двое мужчин — безногий ветеран войны Менадр Евстратович Олеандров (Поносян постоянно путал и называл его «Олеандр Менандрович»), и молодой, чрезвычайно мрачный и молчаливый парень — Коля Мокин — пришедший только что после армии.
Когда на кафедре было много сотрудников, я веселил их анекдотами, которых помнил множество. Народ хохотал, только один Коля Мокин сидел молчаливый и мрачный, даже не улыбался, хотя анекдоты внимательно выслушивал. Но вот я перешел к анекдотам на армейскую тематику. Рассказываю один из них: «Солдат, слушающий анекдот, смеется три раза: когда рассказывают, когда поясняют, и когда доходит. Офицер смеется два раза: когда поясняют и когда доходит. Генерал смеется только один раз: когда поясняют — до него не доходит!».
Ну, все посмеялись, а Коля все сидит мрачный, сдвинув густые брови, о чем-то думает. Прошло минут пять, все уже забыли об анекдоте, как вдруг стены кафедры сотряс громкий смех Коли, чего раньше от него никто и не слышал.
— Ха, ха, ха! — громко смеялся Коля, а потом, закончив смеяться, отчетливо сказал: — Да, Нурбей Владимирович, вы не лишены чувства юмора!
На этот раз стены кафедры сотряс коллективный гомерический смех всех сотрудников, длившийся так долго, что к нам в дверь стали заглядывать из коридора. Когда я уходил, Григорий Арамович, провожая меня до вестибюля, сказал напоследок:
— Как весело с тобой, будто находишься в родном Ереване! Зашел бы в гости, так хочется выпить с кавказским человеком!
Мне и самому хотелось выпить с коллективом — Абросимовы (это Гена и Лена) почти не пили, а вдвоем с Наташей пьянствовать скучно, хотя мы и делали это каждый день. И я спросил у Поносяна, можно ли мне прийти с подругой из нашего же ВУЗа, на что получил резко положительный ответ. Когда я сообщил Наташе, что мы приглашены к Поносяну в гости, она отнеслась к этому настороженно.