Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 2
Шрифт:
Там я и работала целыми днями, с раннего утра до отбоя. В основном чистила картошку и мыла посуду. Чистка картошки, здорово надоевшая мне еще на Калининском фронте, на этот раз опротивела до невероятности. На шестой или седьмой день моей гауптвахты в роту прибежал посыльный с приказанием срочно явиться к командиру корпуса нашему экипажу: мне, Тане Лебедевой и Кире Астафьевой. Девчонки бегут за мной на кухню: – Собирайся быстрее! К командиру корпуса вызывают! Нас впервые требовало к себе высокое начальство, и мы, перепугавшись, начали думать, что бы это могло значить. Кира говорит: – Наверное, снова на ВПУ пошлют. Вместе с генералом сейчас и поедем. Таня сказала, что, возможно, мы что-то сделали не так раньше, во время работы на ВПУ. Скорее всего, передали
Лейтенант снова разозлился и стал кричать на меня, чтобы я немедленно шла, что он освобождает меня из-под ареста. Но я твердо стояла на своем: – Никуда не пойду. Не имею права. Мне вон еще какую гору картошки надо перечистить. Так девчонки вдвоем и пошли.
Оказывается, к В.Г. Рязанову приехал П.А. Ротмистров, чтобы обсудить детали взаимодействия авиации и танков, а еще затем, чтобы поделиться своими успехами, и они вместе порадовались за него: недавно Ротмистрову было присвоено звание маршала бронетанковых войск. К.А. Белодед вспоминал, что в корпусе обычно очень хорошо встречали гостей. Для этого даже существовал фонд, созданный из трофейных продуктов.
Во время беседы Ротмистров вспомнил о нас и захотел лично выразить благодарность за хорошую работу на ВПУ. Тогда и послали посыльного в роту. Когда пришли Таня с Кирой, Ротмистров удивился: – А где же третья девушка? Вас же трое было. Девчонки стоят, мнутся, не знают, что сказать, чтобы и меня не подвести и командование не ввести в заблуждение. Ротмистров настаивает: – Почему она приказ не выполняет? Больна она что ли? Отвечайте! Татьяна собралась с духом и сказала, что я на гауптвахте. Ротмистров говорит Рязанову: – Как тебе не стыдно, Василий Георгиевич?! Девчонки только с передовой, а ты их под арест. Они же награды заслуживают, а ты их в тюрьму.
Кто-то из девчонок попытался сказать, что я вовсе не в тюрьме, но Ротмистров показал рукой, что он еще не кончил и продолжал, улыбаясь: – Надо быть снисходительным к своим героям. Она, наверное, и не виновата ни в чем. Прости ее, Василий Георгиевич…
Рязанов приказал привести меня. Мне вернули ремень. Я быстро, как могла, привела себя в порядок. Попыталась отмыть руки от картофельной шелухи, поправила по возможности форму одежды и пришла в штаб. Меня спросили, за что я очутилась под арестом. Поругали за нарушение дисциплины. Ротмистров стал уговаривать Рязанова освободить меня. Мне оставалось еще дня три отсидеть на губе, и Рязанов снял это наказание, сказав, чтобы впредь ничего подобного не повторялось, что теперь в случае проступка я буду наказана вдвойне.
Ротмистров стал нас расспрашивать: откуда мы родом, что делали до войны, как очутились в армии. На войне очень часто хочется спокойного, лишенного всяких тревог, забот и опасностей, тянет к довоенному прошлому, представляющемуся светлым, радостным и безоблачным.
Не знаю, насколько свободно мы себя чувствовали и искренне рассказывали, – маршальские звезды все же смущали, но было приятно, что нами просто по-человечески интересуются такие выдающиеся люди. Радость живого непосредственного общения все-таки огромная ценность в любой обстановке. Тем более она была важна для нас, юных девчонок. Мы говорили, перебивая
Потом Ротмистров стал хвалить нашу работу. Он говорил, что танкисты очень довольны ей, что мы очень помогли успешным боевым действиям непрерывным поддерживанием бесперебойной связи, что нас можно ставить в пример, и чтобы так же образцово мы служили и дальше. Он утверждал, что наши четкие действия сыграли важную роль в овладении населенным пунктом еще до Днепра, и только благодаря нам танкисты вместе с летчиками уничтожили много вражеской техники и прорвали оборону. Ротмистров был очень доволен летчиками, уверял, что победы танкистов достигнуты во многом благодаря участию в них нашего корпуса, что Рязанову он обязан столь многим, что и не знает, как его благодарить. Рязанов посмеивался и пытался остановить поток похвал. Но это не так-то легко было сделать. Ротмистров сказал, что в блестящей работе корпуса и наша заслуга. Больше никогда Ротмистрова я не видела, но сохранила память о нем не только как о талантливейшем полководце и крупном военачальнике, но и как о хорошем, добром человеке».
[1] С.Н. Гречко. Решения принимались на земле. М. Воениздат, 1984.
[2] В. Колечкин. Авиация в Корсунь-Шевченковской операции 24.01-18.02.1944 г. http://www.fmc.my1.ru/publ/aviacija_v_korsun_shevchenkovskoj_operacii_2401_18021944_g/1-1-0-30.
[3] Донченко С.А. Флагман штурмовой авиации. – К.: Политиздат Украины, 1988.
[4] Давтян С.М. Пятая воздушная. Военно-исторический очерк боевого пути 5-й воздушной армии в годы Великой Отечественной войны. – М.: Воениздат, 1990.
[5] Драченко И. Г. На крыльях мужества: Повесть. – М.: ДОСААФ, 1986. – 208с.
[6] Н. И. Конева. Маршал Конев – мой отец.index.php?option=com_content&task=view&id=7&Itemid=17.
[7] Т. Бегельдинов. «Пике в бессмертие» – Алматы: Жазушы, 2000.
[8] Конев И.С. Записки командующего фронтом. 1943-1944. – М.: Наука, 1972.
[9] Коптев М.И. Крылатый ветер. Ярославль. Верхне-Волжское книжное издательство, 1990.
Глава 16. Умань. Ботошаны. Яссы
Курской распрямляющейся пружиной несло вперед наши войска. Только под Сандомиром сделали передышку, а потом пошли к Берлину. И сопротивлялись ведь немцы упорно, но поделать ничего не могли. Английское слово драйв имеет несколько значений перевода на русский язык. Это и большая энергия, напористость, и преследование (неприятеля), и гонка, спешка (в работе), и энергичное наступление, удар, атака и др. Все это тогда было: и напористость, и гонка, и спешка, и энергичное наступление. Драйв драйва, – энергия атаки, – и все это инициировалось и стимулировалось генералами под началом командующего фронтом.
Приказы не исполнялись механически. Сотрудничество было творческим, плодотворным и успешным. Важную роль играли, конечно, и личные отношения. Даже, например, такая мелочь, как записка Конева на его именном бланке, фотографию которой я нашел в альбоме (фотографы корпуса хотели, видимо, показать свои достижения): «Тов. Рязанов, не откажи в любезности в лаборатории корпуса отпечатать мои снимки. Эти портачи только портят и ноют. А у Вас выходит неплохо. Жму руку. И. Конев. 22.5.44».