Жизнь как жизнь (Проза жизни) [Обыкновенная жизнь]
Шрифт:
— Поехали, — сказала она кротко, снимая перчатки. — Остальное я доделаю потом.
Кшиштоф Цегна обрел способность двигаться и немедленно почувствовал, как что-то укололо его в ладонь. Тут же он ощутил, как что-то колет его в шею, под воротничком. А также в ухо и в пальцы другой руки. Уколы были щекочущие, мелкие и совершенно невыносимые.
— Так ведь этот кактус колется! — сказал он с возмущением в голосе.
— Я же вам говорила, — сердито ответила Шпулька. — Все кактусы колючие, а уж этот — просто исключительно.
— Ну так что, поехали? — сказал участковый, необыкновенно довольный тем, что он ничего не трогал. — Через полчаса мы вернемся, но квартиру я бы вам советовал закрыть.
Шпулька вернулась с полдороги, чтобы закрыть дом, который она пыталась оставить открытым.
— А в чем дело? — спросила она осторожно, садясь в машину. — А меня одной вам хватит? Может быть, подождать Тереску? Она ведь когда-нибудь из этого кино вернется…
— Мы не можем ждать, надо наконец решить этот вопрос. Тот тип, которого вы узнали, сидит с двумя другими в забегаловке. Нам нужно, чтобы вы посмотрели, это те самые или нет. Вы просто посмотрите — и больше ничего.
Шпулька подумала, что посмотреть-то она может, но за остальное не отвечает. Она замолкла, пытаясь унять волнение. Кшиштоф Цегна всю дорогу пытался вытаскивать из рук невидимые иголки, помогая себе зубами и горько сожалея, что у него нет длинных острых ногтей. Участковый с интересом наблюдал за его попытками.
— Сынок, не надо, а то в язык тоже вопьются, — предостерег он Кшиштофа.
Шпулька поддакнула, зловеще кивнув головой. Кшиштоф Цегна решил вести себя спокойно, насколько сможет. На Шпульку он смотрел с такой обидой и горечью, что ее стала мучить совесть.
В Уяздовских Аллеях, напротив ресторана «Спатиф», к машине, из которой они выходили, подошел какой-то молодой человек.
— Они вышли, — сказал он лаконично. — У них Стась на хвосте.
Кшиштоф Цегна и участковый без слов вернулись к машине. Перепуганная и растерянная Шпулька, ничего не понимая, выслушала весьма своеобразный разговор, который вел участковый с таинственным голосом, который раздавался неведомо откуда.
— Мы на Жолибоже, — сообщал голос, назвав сперва несколько цифр и букв. — Они стоят около почты. Вышли из машины, я иду за ними…
— Поехали на Жолибож, — решил участковый и добавил, обращаясь к Шпульке: — Из-за вас я задал работу почти всей милиции в Варшаве. Хорошо, что ребята нам по-дружески помогают, потому что иначе, кажется, я свалял бы хорошего дурака…
Поблизости от площади Парижской Коммуны таинственный голос снова заговорил.
— Черт, еле успел, — сказал он, запыхавшись. — Они крутятся, как овцы на лугу, сейчас въезжают на Красинского…
— Они вместе? — спросил участковый.
— Вместе, все трое. Возвращаются. Какие несобранные люди! Теперь остановились. Снова стоят
Около почты на Жолибоже никого не было. Не стояла ни одна машина. Участковый, Кшиштоф Цегна и Шпулька вышли и стали оглядываться по сторонам.
— Что это такое? — спросил участковый. — Куда они подевались?
Они подошли к почте, заглянули внутрь и остались стоять на улице.
— Какого черта? — рассердился участковый. — Испарились они или как? Где этот Стась? Иди-ка, Кшись, позови его.
Сам он вместе со Шпулькой перешел на другую сторону улицы, продолжая озираться вокруг. Шпулька понятия не имела, что они ожидали увидеть и чего ищут, но тоже оглядывалась, так сказать, за компанию, в результате чего заметила появившегося вдруг в дверях ближайшего магазина весьма своеобразного молодого человека. Он посмотрел на нее, сделал такое движение, словно хотел попятиться, и на миг замер в дверях. На лице Шпульки расцвела радостная улыбка.
— Добрый день! — приветливо сказала она.
Участковый немедленно обернулся и увидел прыщавое создание с обезьяньими челюстями и низким лбом, которое неуверенно поклонилось в ответ Шпульке. Несказанная красота этого типа в сочетании с явным дружелюбием Шпульки вызвала у него удивление. Он, правда, знал, что женщины в любом возрасте ведут себя необъяснимо, но никогда еще он не встречал такого контраста между людьми.
— Это кто такой? — спросил он подозрительно.
Создание покинуло магазин и направилось в противоположном от них направлении. Фигурой тип очень напоминал гориллу.
— Это один человек, — нежно проговорила Шпулька. — Совершенно исключительный!
Участковый тоже считал, что, судя по фигуре и морде, это человек действительно совершенно исключительный, потому что такого прелестного орангутанга можно встретить только раз в сто лет, но радостный восторг Шпульки показался ему крайне подозрительным.
— А эта его исключительность в чем состоит? — осторожно спросил он.
— Может быть, на первый взгляд он не красавец, — сразу признала Шпулька, — но это ни о чем не говорит. Он необыкновенный человек, такой услужливый и симпатичный, исключительно умный и совершенно чудесный! Это он дал нам вчера все недостающие саженцы и даже отвез нас в Варшаву. А сперва мне тоже он не понравился…
Участковый по профессиональной привычке заинтересовался столь необыкновенным человеком. Не на каждом шагу можно встретить жертвователей таких сумм на общественные нужды, да еще с таким контрастом внешних и внутренних черт. Он потребовал подробно рассказать. Шпулька без малейших колебаний, прямо-таки с восторгом рассказала о вчерашнем походе в Тарчин и ошеломляющей щедрости молодого человека, похожего на гориллу. Тут поспешно подбежал Кшиштоф Цегна.
— Стась тут! — доложил он. — У него передатчик испортился, но все в порядке. Они стоят возле «Европейского».