Жизнь как жизнь (Проза жизни) [Обыкновенная жизнь]
Шрифт:
Збышек беззаботно рассмеялся. Тереска издала какой-то скрип, как заржавленная калитка, что должно было изобразить радостный смех. До сих пор она надеялась, что, может быть, это какая-то другая, а не та, но именно та самая…
Она почувствовала, что больше не вынесет.
— Мне нужно идти, — сказала она нервно и вскочила со стула. — Я забежала только на секундочку, мне еще нужно сделать кучу дел. Позвони, когда будет время.
— С большим удовольствием. И ты звони. Погоди, вот твой зонтик!
Дождь лил равномерно и монотонно. Мокрые дороги и тротуары сверкали в свете фонарей. Молодой человек, который вышел из-за угла улицы, увидел на
Тереска только тогда поняла, что зонтик запрокинулся ей на спину, когда вода с мокрых волос потекла за воротник. Она подняла зонт над головой, но потом снова наклонила назад.
«И очень хорошо, — подумала она самоуничижительно, — по крайней мере не будет видно, что у меня на лице…»
Слезы текли у нее из глаз столь же обильно и непрерывно, как дождь. Ноги шаркали по лужам, но она шла, не обходя мокрых мест, тяжело и медленно ступая. Погода идеально соответствовала ее чувствам.
Все кончилось безапелляционно и безвозвратно. Угасли всякие надежды, к чертям отправились глупые мечты и иллюзии. Пятнадцатого ноября Богусь был в Варшаве… Он все время был в Варшаве… Девушка из «Орбиса»… Нет, это уж слишком много!
Плакал весь свет, и плакало разбитое сердце Терески.
* * *
Невозможность запереться в уединении в какой-нибудь клетушке, в подвале, спрятаться так, как прячутся больные звери, необходимость постоянно контактировать с людьми стали последними каплями яда. Не было ни времени, ни места, чтобы спокойно предаться отчаянию. Тереска считала, что после такой трагедии, после такого удара она никогда не оправится, до конца жизни. Самоубийство почему-то не приходило ей в голову, но она была совершенно уверена, что остаток дней своих проведет в воспоминаниях о погубленных надеждах и о том потрясении, которое их разрушило.
Сразу же после возвращения домой она попыталась биться головой об стенку, но быстро прекратила эти успокоительные действия, потому что шершавая штукатурка больно обдирала кожу на лбу, а удары вызывали глухое гудение и дрожь во всем здании. Общепринятое выражение отчаяния дало только тот результат, что Тереска набила себе шишку на лбу.
Ни школы, ни уроков бросить было нельзя. Обязанности надлежало выполнять. Каменное, немое отчаяние не соответствовало веянию времени, как и ношение черной вуали. Неблагоприятные обстоятельства привели к тому, что Тереску в поразительно скором времени охватила ярость.
Результаты этой ярости были весьма разнообразны и сильнее всего проявлялись на уроках, которые она давала. Содержание задач, невероятно оригинальных, привело к тому, что в мозгах ее подопечных навсегда закрепились тайны математической науки. Неожиданное улучшение отметок у Мариольки и Тадека было таким удивительным, что через неделю новые ученики просто сами шли в руки. Тереска могла теперь выбирать учеников, словно груши на прилавке.
К счастью, все эти предложения делались в школе. На территории школы настроение у
«Что-то в этом есть, — думала она, оторвавшись от недоделанного обабившегося недоумка Анри де Валуа, и глядя на черную ветку, качающуюся за окном. — В школе мне почему-то лучше… Что-то должно меня заставлять действовать и толкать к другим делам. Если у меня нет времени думать, тогда мне лучше. Надо чем-нибудь заняться. Ничего мне не хочется… Надо чем-нибудь заняться. Господи помоги, чем же мне заняться?»
На сей раз колка дров не годилась. Эта работа не занимала ум, мысль двигалась в другом направлении, и руки сами опускались. Школа? Трудно считать школу заманчивым развлечением. Унылая обязанность, причем на ограниченное время. Ученики — тоже самая обычная мука. Зарабатывать деньги… Нет, не зарабатывать, а тратить! Тряпки, косметика… Ни к чему! Для кого?..
Мысль о том, что ей не для кого одеваться и не для кого выглядеть красивой, угнетала так сильно, что Тереска изо всех сил постаралась ее прогнать. Тут она вспомнила про милицию. Может быть, бандиты? Правда, бандитов тоже черти побрали, черти побрали все на свете, ей просто незачем жить… Минутку, ведь она должна была найти себе что-то, чтобы не быть несчастной!
«Не буду несчастной, — думала она упрямо и с отчаянием. — Я не хочу быть так по-идиотски несчастной! К дьяволу все, я не желаю быть несчастной!..»
Участковый встретил ее совершенно случайно, когда она возвращалась из школы, шаркая ногами и таща за собой сложенный зонтик. Дождь перестал какой-нибудь час назад. Идя навстречу Тереске, участковый долго на нее смотрел, и у него сложилось впечатление, что Тереска время от времени собирается погрозить кому-то кулаком и топнуть ногой. Она заметила участкового, когда он был уже в двух шагах от нее.
— Добрый вам день, — сказал он ласково.
— А знаете, — ответила Тереска рассеянно, глядя сквозь него. — Там в окно вылетел такой огромный горшок… С фикусом. А мой брат как раз там видел ту самую машину. А со стороны Пулавской шел тот самый очаровательный человек. Ну, похожий на гориллу… И может быть, все это из-за меня, потому что та коробка, которую я пну… о которую я споткнулась, обо что-то зацепилась, но я не уверена. Только не понимаю, как могла эта коробка зацепиться за фикус тремя этажами выше, но слышно было…
Бессвязный лепет участковый выслушал молча. По счастливому стечению обстоятельств ассоциации, навеянные словами Терески, показались ему совершенно понятными и логичными. Не далее как сегодня утром его молодой подчиненный впал в отчаяние из-за полной невозможности найти какие-нибудь следы, которые позволили бы раскрыть терзающую его сердце аферу. Участковый долго и терпеливо ему объяснял, что не он один такой, что его коллеги тоже мучаются и не могут никоим образом доказать вину конкретных лиц, что нельзя неожиданно врываться во все квартиры в подозрительном здании и проводить в них обыски. Кшиштоф Цегна понимал, что ему говорят, но глубоко страдал.