Жизнь как жизнь (Проза жизни) [Обыкновенная жизнь]
Шрифт:
На площади Унии Тереска решила, что дальше поедет на автобусе. Она надеялась, что они оставят ее на остановке, а сами пойдут себе домой на Раковецкую, но жених Кристины был джентльменом. Он счел недопустимым оставить Тереску одну на улице, причем говорил об это так, что у Терески перехватило горло. Она совершенно не собиралась в таком душевном состоянии возвращаться домой.
«И все из-за этой кретинки, — подумала она горестно, не уточняя, что именно из-за кретинки. — Если бы она пришла в бассейн, не было бы всего этого…»
Ее мысль должна была значить нечто большее: присутствие
Жених Кристины был очень милый и страшно упрямый. Не обращая внимания на ее протесты и объяснения, он дождался, когда придет автобус, впихнул Тереску внутрь и с радостной веселой улыбкой помахал ей рукой. Кристина, купаясь в своем счастье, безразлично относилась к его эскападам.
Тереска проехала одну остановку, вышла на Раковецкой, перешла на другую сторону улицы и села в автобус, который шел в противоположном направлении. Наконец-то она могла перестать следить за выражением лица.
Кристина, бабушка, курица, жених… Эта нежная забота, эта общность интересов, это взаимопонимание на основе нежных чувств… Они вместе, вдвоем, у них какая-то общая жизнь, а у нее что? А она была, есть и останется одна, никто не скажет ей доброго слова, никого не касаются ее нужды, хлопоты и огорчения, ей могло быть очень нужно купить курицу, фазана, мороженого страуса… для бабушки, так ведь ни одной собаке это не интересно! И что ей от этой пятерки по истории, которую она с почетом получила, от норм по плаванию, которые она каждую минуту может сдать, от фотоаппарата, которым никто не будет ее фотографировать, от магнитофона, под который ей не с кем танцевать, от этих недоумков, которые бегают за ней исключительно для развлечения… И что ей с того? Собственно говоря, она никому не нужна, никто ее не любит. Богусь ее бросил, даже Шпулька… даже Шпульке, единственной настоящей подруге, она надоела по уши, даже Шпулька против нее протестует… Никто не знает, до чего она одинока и несчастна и как ей хотелось бы иметь кого-то, кто любил бы ее и кого она могла бы любить, и абсолютно никого это не касается…
Слезы, которых стало уж очень много, не помещались в глазах. Тереска потянула носом раз, другой, открыла сумочку и обыскала ее.
«Вот дьявол, — подумала она, несчастная и сердитая. — Конечно, забыла платок!»
Кто-то сел на освободившееся место с ней рядом. Тереска отвернулась к окну, энергичнее шмыгнула носом и попыталась незаметно вытереть его рукавом. Безрезультатно. Слезы упорно катились.
«Прекрати распускать нюни, люди смотрят! — приказала она самой себе со злостью. — Вот незадача с этим платком, вся засопливилась…»
Она снова открыла сумку, притворяясь, что ищет носовой платок и стараясь спрятать лицо.
— Пожалуйста, возьмите, — вдруг спокойно сказал кто-то рядом.
Тереска перестала копаться в сумке и искоса посмотрела вбок, пытаясь не поворачивать головы. Она увидела белый, аккуратно сложенный платок, который подавала ей мужская рука. Она подняла глаза повыше и увидела молодого человека с самыми красивыми на свете глазами, того, кто помогал ей собирать свеколку и прогонял
Молодой человек, который узнал ее еще раньше, теперь увидел полные слез глаза, и неизвестно почему ему представилось затуманенное дождем озеро и слабо различимая сквозь пелену ливня стена леса. Ему вдруг страшно захотелось, чтобы над этим озером засветило солнце.
— Пожалуйста, — твердо сказал он.
Тереска поколебалась, потом взяла платок и вытерла нос.
— Большое спасибо, — жалобно сказал она. — Я как раз забыла свой…
Она замолчала и озабоченно подумала, что же ей теперь с таким платком делать. Отдать ему использованный или забрать его, постирать и отдать потом, но как? Спросить его адрес? Одновременно ей пришло в голову, что мало того что она одинока и несчастна, так еще и устроила из-за этого спектакль на глазах посторонних людей и оттого у нее дополнительные проблемы. Тут же она почувствовала, что забота молодого человека, совершенно ей чужого, страшно ее растрогала… И она подумала, что тем хуже, сейчас он так о ней заботится, а через пару минут его не будет, и вообще никого не будет…
— У меня с собой не больше трех платков, — сказал молодой человек. — Вы, пожалуйста, учтите это. Почему вы так плачете?
— Потому что вы очень хороший, — не задумываясь, ответила Тереска и расплакалась окончательно.
Молодой человек со вздохом положил руку на спинку сиденья перед ними, заслонив Тереску от глаз остальных пассажиров, и вытащил следующий платок. Тереска беспрерывно вытирала глаза и нос.
— Я вам все засморкаю! — всхлипнула она в отчаянии.
— Не все, а только платки. Если вам это поможет, я могу стать плохим. Но это неправда, заплакали вы раньше.
Главный поток удалось остановить. Он лился обильно, но недолго. Тереска отняла платок от глаз и снова вытерла нос. Сама себе она показалась несравненной дурой.
— Честно говоря, по глупости, — искренне призналась она. — Я как раз пришла к выводу, что ужасно несчастна. Разумные причины отсутствуют.
Она шмыгнула носом, посмотрела на молодого человека немного спокойнее и вдруг рассмеялась сквозь слезы.
Над озером засветило солнце.
— Ну и слава Богу, — сказал молодой человек. — А можно спросить, куда вы, собственно, едете?
— Понятия не имею. По-моему, я хотела ехать на Замковую площадь, чтобы поплакать там над трассой Восток — Запад. Это на меня хорошо действует.
— Трасса Восток — Запад не такая плохая, чтобы над ней плакать. Вы не против, если я вас немного провожу, пока вам не станет лучше?
— Наоборот. Вы тоже на меня хорошо действуете.
Сказав это, Тереска вдруг поняла, что это правда. В молодом человеке было что-то успокоительное, что возвращало равновесие душе, позволяло мыслям и чувствам занять правильное место. Основную причину такого воздействия она почувствовала в мгновение ока. В его поведении не было ничего от попытки кокетничать. Если он отнесся к человеку заботливо и ласково, то это значило, что он действительно чувствует к этому человеку что-то хорошее. Точно так же он заботился бы не только о ней, но и о лысом старичке или той же Кристининой бабушке.