Жизнь Клима Самгина (Часть 3)
Шрифт:
– Что случилось?
– В паровозе что-то, - неохотно ответил солдат, но другой возразил ему:
– Да нет! Рельса на стрелке лопнула. Коренастый солдат вывернулся из-за спины Самгина, заглянул в лицо ему и сказал довольно громко:
– Это нас, усмиряющих, хотели сковырнуть некоторые злодеи!
И, сделав паузу, он прибавил:
– В очках.
Первый солдат миролюбиво вмешался:
– Ничего неизвестно.
Но коренастый не уступал:
– Жандарм сказал: покушение.
Коренастый
"Такие голоса подстрекают на скандалы", - решил Самгин и пошел прочь, к станции, по тропе, рядом с рельсами, под навесом елей, тяжело нагруженных снегом.
Впереди тяжело шагал человек в шубе с лисьим воротником, в меховой шапке с наушниками, - по шпалам тоже шли пассажиры; человек в шапке сдержанно говорил:
– Мало у нас порядка осталось.
– Смятение умов, - поддержал его голос за спиной Самгина.
– Никто никого не боится, - сказал человек в шубе, обернулся, взглянул в лицо Клима и, уступая ему дорогу, перешагнул на шпалы.
У паровоза сердито кричали:
– Где у вас командир?
– Не твое дело. Ты нам не начальство.
– Смотри у меня! Гнусавый голос взвизгнул:
– А что на тебя смотреть, ты - девка? Наплевать мне в твои очки!
"Это он жандарму", - сообразил Самгин и, сняв очки, сунул их в карман пальто.
– Маловато порядка, - сказал человек в лисьей шубе и протяжно зевнул.
Чувствуя себя, как во сне, Самгин смотрел вдаль, где, среди голубоватых холмов снега, видны были черные бугорки изб, горел костер, освещая белую стену церкви, красные пятна окон и раскачивая золотую луковицу колокольни. На перроне станции толпилось десятка два пассажиров, окружая троих солдат с винтовками, тихонько спрашивая их:
– Ну и - пороли?
– А - как же?
– Прикажут - и вас выпорем...
– А - баб - не приходилось?
– спросил человек в шапке с наушниками и поучительно, уверенно заговорил, не ожидая ответа: - Баб следует особенно стращать, баба на чужое жаднее мужика...
К перрону подошла еще группа пассажиров; впереди, прихрамывая, шагал офицер, - в походной форме он стал еще толще и круглее.
– Ну, в чем дело?
– резко крикнул он; человек в шапке, запахнув шубу, выпрямился, угодливо заговорил:
– Подозревается - крушение хотели устроить...
– Я спрашиваю не вас, - свирепо рявкнул офицер.
– Где начальник станции?
Подбежал жандарм в очках, растолкал людей и, задыхаясь, доложил, что начальник разъезда телеграфирует о повреждении пути, требует рабочих.
– Предполагаю злоумышление, ваше благородие, рельсы на стрелке...
– А ты чего смотрел, морда?
– спросил офицер и, одной рукой разглаживая усы, другой коснулся револьвера на боку, -
– Я, ваше благородие, вчера командирован сюда...
– Командирован, ну и - не зевай! Офицер повернулся спиной к нему:
– Это что за солдаты?
– Бузулукского лезервного батальону из отряда, расквартированного по бунтущей деревне, - скороговоркой рапортовал рослый солдат с мягким, бабьим лицом.
– Бунтующей, дурак! Пошел прочь... Офицер вынул из кармана коробку папирос, посмотрел вслед солдатам и крикнул:
– Ходите, как индюки...
– Закончив матерщиной, он оглянулся и пошел на Самгина, говоря: - Разрешите...
А закурив от папиросы Клима, назвал себя:
– Поручик Трифонов.
– Самгин,
– Учитель?
– Юрист.
– Адвокат, - подумав, сказал поручик и кивнул головой.
– Из мелких, продолжал он, усмехаясь.
– Крупные - толстые, а вы - из таких, которые раздувают революции, конституции, - верно?
Самгин попробовал отойти, но поручик взял его под руку и повел за собой, шагая неудобно широко, прихрамывая на левую ногу, загребая ею. Говорил он сиповато, часто и тяжело отдувался, выдувая длинные струи пара, пропитанного запахами вина и табака.
– Из неудачников, - говорил он, толкая Самгина.
– Ни-и черта у вас, батя, не выйдет, перещелкаем мы вас, эдаких, раскокаем, как яйца...
"Животное", - мысленно обругал его Самгин и сердито спросил: - Почему вы думаете, что я...
– Я - не думаю, а - шучу, - сказал поручик и плюнул. Его догнал начальник разъезда:
– Вы звали меня?
Поручик приостановился, взглянул на него, помолчал и махнул рукой.
– Не надо.
Крепко прижимая локтем руку Самгина, он продолжал ворчливо, мятыми словами, не доканчивая их:
– Я сам - неудачник. Трижды ранен, крест имею, а жить - нечем. Живу на квартире у храпоидола... в лисьей шубе. Он с меня полтораста целковых взыскивает судом. На вокзале у меня украли золотой портсигар, подарок товарищей...
Подошли к поезду, - офицер остановился у подножки вагона и, пристально разглядывая лицо Самгина, пробормотал;
– Впрочем, я его заложил в ломбарде, портсигар. Сестре скажу - украли!
Выпученные, рачьи глаза его делали туго надутое лицо карикатурным. Схватив рукою в перчатке медный поручень, он спросил:
– Хотите коньяку? Французский...
Самгин отказался. Поручик Трифонов застыл, поставив ногу на студень вагона. Было очень тихо, только снег скрипел под ногами людей, гудела проволока телеграфа и сопел поручик. Вдруг тишину всколыхнул, разрезал высокий, сочный голос, четко выписав на ней отчаянные слова: