Жизнь Клима Самгина (Часть 3)
Шрифт:
"Вася", - сообразил Самгин.
– Ничего, - гуляй, - сказал Вася приятным мягким баском. На его широких плечах - коричневый армяк, подпоясан веревкой, шея обмотана синим шарфом, на ногах - рыжие солдатские сапоги; он опирался обеими руками на толстую суковатую палку и, глядя сверху вниз на Самгина, говорил:
– Я тебя - знаю, видел ночью. Ты - ничего, ходи, не бойся!
– Вы - сторож?
– спросил Самгин.
– Я-то? Ожидающий я буду.
– Они все ушли туда, вниз, - показал ему Самгин.
– Я - знаю. Я все
Теперь Вася улыбался гордо, и от этой улыбки лицо его стало грубее, напряглось, глаза вспыхнули ярче.
– Живу тут, наверху. Хижина есть. Холодно будет - в кухню сойду. Иди, гуляй. Песни пой.
Эх, опустился белый голубь
На святой Ердань-реку..
– запел он и, сунув палку под мышку, потряс свободной рукой ствол молодой сосны.
– Костерчик разведи, только - чтобы огонь не убежал. Погорит сушняк - пепел будет, дунет ветер - нету пеплу! Всё - дух. Везде. Ходи в духе...
Он мотнул головой и пошел прочь, в сторону, а Самгин, напомнив себе: "Слабоумный", - воротился назад к дому, чувствуя в этой встрече что-то нереальное и снова подумав, что Марину окружают странные люди. Внизу, у конторы, его встретили вчерашние мужики, но и лысый и мужик с чугунными ногами были одеты в добротные пиджаки, оба - в сапогах.
Лысый, сняв новый коричневый картуз, вежливо пожелал Самгину:
– Доброго здоровьица! И спросил:
– Наследник - это вы будете? Из окна высунулось бледное лицо Захария, он отчаянно закричал:
– Да нет же! Я же вам оказал... Солдат, выплюнув соломинку, которую он жевал, покрыл его крик своим:
– Ты сказал, а мы - не поверили! И - спрячь морду! Захарий скрылся. Мужики, молча выслушав объяснения Самгина, пошептались, потом лысый, вздохнув, сказал:
– Так. Ну, вам поверить можно, а то здесь...
– Он безнадежно махнул рукой.
Солдат, вынув из кармана кисет, встряхнул его, спрятал и обратился к Самгину:
– Дадите, что ли, папироску? А получив папиросу, сказал, строго разглядывая фигуру Клима:
– Вот бы вас, господ, года на три в мужики сдавать, как нашего брата в солдаты сдают. Выучились где вам полагается, и - поди в деревню, поработай там в батраках у крестьян, испытай ихнюю жизнь до точки.
– Нескладно говоришь, - вмешался лысый, - даже вовсе глупость! В деревне лишнего народу и без господ девать некуда, а вот хозяевам - свободы в деревне - нету! В этом и беда...
– Глядите - идут!
– сказал седобородый мужик тихонько; солдат взглянул вниз из-под ладони и, тоже тихонько, свистнул, затем пробормотал, нахмурясь:
– Зотова здесь, эге!
Мужики повернулись к Самгину затылками, - он зашел за угол конторы, сел там на скамью и подумал, что мужики тоже нереальны, неуловимы: вчера показались актерами, а сегодня - совершенно не похожи на людей, которые способны жечь усадьбы, портить скот. Только солдат, видимо, очень озлоблен. Вообще это - чужие люди, и с ними очень неловко; тяжело. За углом раздался
– А - вам какого еще чорта надо? Сказали вам - не продается, ну?
Не желая встречи с Безбедовым, Самгин пошел в парк, а через несколько минут, подходя к террасе дома, услыхал недоумевающие слова Турчанинова:
– Бунтуют и - покупают землю! Значит - у них есть деньги? Почему же они бунтуют?
– Едем!
– крикнула Марина, выходя на террасу. Самгин сел в коляску рядом с Турчаниновым; Безбедов, угрюмо сопя, стоял пред Лидией, - она говорила ему:
– Вы распорядитесь, чтоб солдат поместили удобно. До свидания! Едемте, Павел.
Кучер, благообразный, усатый старик, похожий на переодетого генерала, пошевелил вожжами, - крупные лошади стали осторожно спускать коляску по размытой дождем дороге; у выезда из аллеи обогнали мужиков, - они шли гуськом друг за другом, и никто из них не снял шапки, а солдат, приостановясь, развертывая кисет, проводил коляску сердитым взглядом исподлобья. Марина, прищурясь, покусывая губы, оглядывалась по сторонам, измеряя поля; правая бровь ее была поднята выше левой, казалось, что и глаза смотрят различно.
Самгин с непонятной ему обидой и печально подумал, что бесспорный ум ее - весь в словах и покорно подчинен азартному ее стремлению к наживе. Турчанинов, катая ладонями по коленям тросточку, говорил дамам:
– В Париже особенно чувствуется, что мужчина обречен женщине...
А Лидия поучительно внушала ему, что в культе мадонны слишком явны элементы языческие, католичество чувственно, эстетично...
– В нем нет спасительного страха пред высшей силой...
Самгин вспомнил слова Безбедова о страхе и решил, что нужно переменить квартиру, - соседство с этим человеком совершенно невыносимо.
Ударив перчаткой по колену его, Марина сказала:
– Какое усталое и сердитое лицо у тебя. Тебе бы пожить в Отрадном недели две, отдохнуть...
– В беседах с мужиками о политике, об отрубах, - хмуро добавил Самгин. Она усмехнулась:
– Зачем же? Не хочешь беседовать - не беседуй, храни свою мудрость для себя. Обиделись мужики-то! Лида очень предусмотрительно поступает, выписывая солдат.
– Это - твой совет, - напомнила Лидия, но Зотова отреклась:
– Ну, что ты, у тебя - свой ум, не дитя! Лошади бежали быстро, но путь до города показался Самгину утомительно длинным.
На другой же день он взялся за дело утверждения Турчанинова в правах наследства; ему помогали в этом какие-то тайные силы, - он кончил дело очень быстро и хорошо заработал на нем. Раньше почти равнодушный к деньгам, теперь он принял эти бумажки с чувством удовлетворения, - они обещали ему независимость, укрепляли его желание поехать за границу. Он даже настроился спокойнее, крепче. Безбедов не так уж раздражал его, и намерение переменить квартиру исчезло. Но тут в жизнь его бурно вторглись один за другим два эпизода.