Жизнь Клима Самгина (Часть 4)
Шрифт:
О, какая благодать
Кости ближнего глодать!
– В эти дни едва ли уместно балаганить, - сказал Самгин, а она твердо возразила:
– Нет, именно в такие дни нужно жить веселее, чем всегда! Кстати: ты понимаешь что-нибудь в биржевой игре? Я в четверг выиграла восемь тысяч, но предупреждают, что это - опасно и лучше покупать золото, золотые вещи...
– Да, конечно, золото, - равнодушно подтвердил Клим Иванович.
Действия этой женщины не интересовали его, ее похвалы Харламову не возбуждали ревности. Он был озабочен решением вопроса: какие перспективы
– Я обязан сделать это из уважения к моему житейскому опыту. Это ценность, которую я не имею права прятать от мира, от людей.
Но эти формулы не удовлетворяли его. Он чувствовал, что не от людей, а от самого себя пытается спрятать нечто, всю жизнь беспокоившее его. Он не считал себя честолюбивым и не чувствовал обязанным служить людям, он не был мизантропом, но видел большинство людей ничтожными, а некоторых чувствовал органически враждебными. Поползли мрачные слухи о разгроме в Восточной Пруссии армии Самсонова, он упрекнул себя в торопливости решения. А через несколько дней Елена, щелкая пальцами, показала ему фотоснимок:
– Посмотри, какой курьез!
Снимок - мутный, не сразу можно было разобрать, что на нем - часть улицы, два каменных домика, рамы окон поломаны, стекла выбиты, с крыльца на каменную площадку высунулись чьи-то ноги, вся улица засорена изломанной мебелью, валяется пианино с оторванной крышкой, поперек улицы - срубленное дерево, клен или каштан, перед деревом - костер, из него торчит крышка пианино, а пред костром, в большом, вольтеровском кресле, поставив ноги на пишущую машинку, а винтовку между ног, сидит и смотрит в огонь русский солдат. На заднем фоне расплывчато изображены еще двое солдат, они впрягают или распрягают бесформенную лошадь.
– Можно подписать: победитель - не правда ли?
– спросила Елена, Самгин сердито сказал:
– Я уверен, что все это... безобразие устроено нарочно, для того чтоб снять. Какие-нибудь прапорщики, корреспонденты, - говорил Самгин. Елена возразила:
– Нет, это снял доктор Малиновский. У него есть другая фамилия Богданов. Он - не практиковал, а, знаешь, такой - ученый. В первый год моей жизни с мужем он читал у нас какие-то лекции. Очень скромный и рассеянный.
Встряхнув плечами и грудью, щелкнув пальцами, она с удовольствием сказала:
– А - знаешь, это очень интересно - война, очень захватывает! Утром проснешься - думаешь: кто - кого? И газеты ждешь, как забавного знакомого.
– Для тех, кого бьют, это едва ли забавно, - докторально заметил Самгин, а Елена философски откликнулась:
– Пусть устроят так, чтоб не драться.
А через несколько дней она с удивлением сообщила:
– Представь - Харламов идет на войну добровольцем!
Непонятно было: почему в ее удивлении звучит радость?
Он спросил:
–
– Ты забываешь, что я немножко француженка, И было очень досадно: Самгин только что решил послать Харламова в один уездов Новгородской губернии по делу о незаконном владении крестьянами села Песочного пахотной землей, а также лугами помещицы Левашевой. Помещица умерла, ее наследник, депутат Государственной думы Ногайцев, нашел какой-то старый план, поручил Прозорову предъявить его иск к обществу села. Прозоров предъявил иск, в окружном суде выиграл дело. Но палата отменила решение суда, и в то же время [иск] о праве на владение частью спорной земли по дарственной записи Левашевой предъявил монастырь, доказывая, что крестьяне в продолжение трех лет арендовали землю у него.
В довершение путаницы крестьянин Анисим Фроленков заявил, что луга, которые монастырь не оспаривает, Ногайцев продал ему тотчас же после решения окружного суда, а монастырь будто бы пользовался сеном этих лугов в уплату по векселю, выданному Фроленковым. Клим Иванович Самгин и раньше понимал, что это дело темное и что Прозоров, взявшись вести его, поступил неосторожно, а на-днях к нему явился Ногайцев и окончательно убедил его-дело это надо прекратить. Ногайцев был испуган и не скрывал этого.
– Признаю, дорогой мой, - поступил я сгоряча. Человек я не деловой да и [с] тонкостями законов не знаком. Неожиданное наследство, знаете, а я человек небогатый и - семейство! Семейство - обязывает... План меня смутил. Теперь я понимаю, что план - это еще... так сказать - гипотеза.
Он был как-то особенно чисто вымыт, выглажен, скромно одет, туго застегнут, как будто он час тому назад мылся в бане. Говоря, он поглаживал бороду, бедра, лацканы толстого пиджака, доброе лицо его выражало смущение, жалость, а в глазах жуликовато играла улыбочка.
Самгин сердито спросил: чего ж он хочет?
– Мира!
– решительно и несколько визгливо заявил Ногайцев и густо покраснел.
– Неудобно, знаете, несвоевременно депутату Думы воевать с мужиками в эти дни, когда... вы понимаете? И я вас убедительно прошу: поехать к мужичишкам, предложить им мировую. А то, знаете, узнают газеты, подхватят. А так - тихо, мирно...
"Это не плохое предложение, - сообразил Самгин.
– И это последнее из дел, принятых мною от Прозорова".
Было очень приятно напомнить себе, что, закончив это дело, он освобождается от неизбежности частых встреч с Еленой, которая уже несколько тяготила своей близостью, а иногда и обижала слишком бесцеремонным, слишком фамильярным отношением к нему.
И вот он трясется в развинченной бричке, по избитой почтовой дороге от Боровичей на Устюжну. Сквозь туман иногда брызгает на колени мелкий, холодный дождь, кожаный верх брички трясется, задевает голову, Самгин выставил вперед и открыл зонтик, конец зонтика, при толчках, упирается в спину старика возничего, и старик хрипло вскрикивает:
– Но-о, пошел, пошел!
Конь был хороший, бежал бойко, в понуканиях не нуждался, и очень нелепо было видеть, что его заставили везти такой изношенный экипаж.