Жизнь коротка
Шрифт:
Растягивая удовольствие, Майк вернулся в дом и стал перебирать аудиоленты. Сегодня он посидит в убежище до обеда, слушая «Ветер в ивах». Родители знают, где его искать. Два часа ничем не омраченного счастья. Иногда по ночам, когда родители крепко спали, Майк тихонько вставал, выскальзывал во двор и спускался в темную утробу убежища — укрыться до утра.
Он нашел кассету и снова выскочил на крыльцо. Небо было тускло-серым, с пятнами уродливых черных туч; сквозь холодную плотную завесу едва просачивались огни города. Майк спустился по ступеням… и застыл.
Посреди
Долго он стоял так, одной рукой сжимая кассету, другой судорожно вцепившись в перила. Наступил вечер, мертвая дыра исчезла во мгле. Весь мир постепенно превратился в абсолютную тишину и мрак. На небе показались звезды, в соседних домах зажегся свет — неверный и холодный. Мальчик не видел ничего. Он замер, окаменел на месте, все еще глядя в сторону ямы, где прежде было убежище.
Потом рядом появился отец.
— Ты давно здесь стоишь? Давно? Майк, отвечай мне!
Майк вздрогнул.
— Ты сегодня рано, — пробормотал он.
— Я спешил. Хотел вернуться к тому времени, как ты… придешь домой.
— Его нет.
— Да. — Голос отца звучал бесстрастно, холодно. — Убежища нет. Прости, Майк. Я позвонил в магазин и попросил его забрать.
— Почему?
— Нам не расплатиться. Под это Рождество все покупают одни только адаптеры. Я не могу выдержать конкуренции. — Отец помолчал, затем с горечью добавил: — О, они повели себя очень достойно — вернули мне половину внесенных денег. — Голос наполнился иронией. — Лучше было покончить с этим до Рождества. Они смогут продать его еще кому-нибудь.
Майк молчал.
— Постарайся понять, — с трудом продолжал отец. — Все деньги, которые мне удается наскрести, я должен вкладывать в магазин. Иначе нам не продержаться. Одно из двух: магазин или убежище. А если отказаться от магазина…
— Тогда мы вообще всего лишимся.
Отец взял его за руку.
— И убежища тоже. — Тонкие сильные пальцы нервно вздрагивали. — Ты уже не маленький, должен понять. Позже мы обязательно купим — может быть, не самое новое, не самое дорогое, но купим обязательно. Это было ошибкой. Нам оно не под силу — сейчас, когда все очертя голову покупают одни только адаптеры. Однако я не отказываюсь от уплаты взносов в НАТС, ты не будешь изгоем. Дело не в принципе! — В голосе Боба Фостера зазвучало отчаяние. — Ты понимаешь, Майк? У меня не было другого выхода!
Майк вырвал руку.
— Куда ты? — Отец рванулся следом. — Вернись!
В темноте он споткнулся, упал и ударился головой об угол дома. Когда в глазах прояснилось, двор был пуст. Сын ушел.
— Майк! — закричал Боб Фостер. — Где ты?
Ответа не было. Лишь с тоскливым свистом налетали холодные порывы ночного ветра, поднимавшего в воздух колючие снежинки. Ветер, снег, темнота — и ничего больше.
Билл О’Нейли устало взглянул на настенные часы. 9.30. Наконец можно закрывать магазин. Выпроводить шумные толпы покупателей наружу и самому идти домой.
«Слава Богу!» — выдохнул он про себя, открывая дверь перед последней посетительницей — пожилой дамой, нагруженной пакетами
— Ну и народищу! Что-то не припомню подобного наплыва!
— Все, — сказал из-за кассы Эл Коннерс. — Я сосчитаю выручку, а ты обойди магазин, посмотри, чтобы никого не осталось.
О’Нейли ослабил узел галстука, с удовольствием закурил сигарету и двинулся по торговому залу, проверяя выключатели, убирая лишнее освещение. Подойдя к центральному образцу — огромному бомбоубежищу, — он вскарабкался по лесенке к горловине, ступил в тамбур шлюзовой камеры, и лифт с едва слышным вздохом опустил его вниз.
Прижавшись к стене и свернувшись в тугой клубок, в углу съежился Майк Фостер. Он подтянул колени к подбородку, обхватил ноги своими тонкими руками и так низко опустил лицо, что видны были только взъерошенные каштановые волосы. Он и не шевельнулся, когда подошел ошеломленный продавец.
— Господи, — воскликнул О’Нейли, — тот самый мальчишка!
Майк ничего не ответил, лишь еще глубже зарылся лицом в колени.
— Какого черта ты здесь сидишь? — воскликнул О’Нейли. — Твои родители ведь купили бомбоубежище! — Потом он вспомнил. — Ах да, нам пришлось его забрать…
Из лифта вышел Эл Коннерс.
— Я готов, можно идти… — Он увидел Майка и остолбенел. — Как он сюда забрался? Гони этого шалопая прочь!
— Пойдем, парень, — тихо произнес О’Нейли. — Пора домой.
Майк не шевельнулся.
Продавцы растерянно переглянулись.
— Придется его вынести, — мрачно сказал Коннерс, снял пальто и бросил его на блок очистки воздуха. — Давай-ка покончим с этим.
Они еле-еле справились. Мальчик сопротивлялся отчаянно, кусаясь, царапаясь, лягаясь… И все беззвучно. Его с трудом втащили в лифт и прижали к полу. Наконец подъемный механизм сработал. Потом продавцы из последних сил дотащили мальчишку до выхода из магазина и вышвырнули наружу, тут же закрыв дверь на засов.
— Фу-у, — выдохнул Коннерс, устало привалившись к прилавку. Рукав его рубашки был порван, щека поцарапана, очки повисли на одной дужке. — Может, вызвать полицию? По-моему, парень не в себе.
О’Нейли стоял у двери, глядя на улицу. Было видно, что мальчик сидит на тротуаре.
— Он все еще здесь, — пробормотал О’Нейли.
Прохожие безразлично обходили мальчика; но вот один из них остановился и поднял его на ноги. Мальчишка вырвался и исчез в темноте.
Прохожий собрал свои пакеты, постоял в растерянности, наконец пошел дальше. О’Нейли отвернулся, громко вздохнув.
— Хорошая была драчка!..
— Что случилось с этим парнем? Он ведь и слова не вымолвил!
— Рождество — чертовски неудачное время для того, чтобы забирать неоплаченный товар, — произнес О’Нейли и дрожащей рукой потянулся к пальто. — Скверное дело. Жаль, что они не могли его себе оставить.
Коннерс пожал плечами.
— Нет денег — не покупай.
— Почему бы нам не пойти навстречу таким людям? Может быть, — О’Нейли с трудом заставил себя сформулировать непривычную мысль, — может быть, продавать им не в рассрочку, а сразу?