Жизнь Ленина. Том 2
Шрифт:
Бывали ли у Ленина минуты тоски? Страдал ли он от одиночества в долгие часы бессонницы? Об этом нет никаких данных, и можно лишь предполагать, что и ему не были чужды минуты человеческой слабости. Как бы то ни было, в личных эмоциях, в отличие от политических страстей, Ленин был весьма сдержан. Его поздравительная телеграмма Троцкому по поводу взятия Казани в 1918 году поразила адресата своим восторженным тоном, как позже писал сам Троцкий42 43. Такой приподнятый тон был необычен для Ленина. Он не часто предавался восторгу или крайней скорби, не допуская в себе чувств, с которыми не смог бы совладать. Не разрешал он себе и угнетающих сомнений. У других, например у Чичерина, такие сомнения бывали. Он писал Ленину 12 октября 1919 года по поводу новой книги Каутского «Терроризм
Описывая советскую систему, Чичерин отметил «неравенство вознаграждения вплоть до сдельной платы, с формами принуждения, иногда воспроизводящими старый режим, с централизацией управления даже производством при ограничении заводского самоуправления».
Ленин написал на полях: «Это не признак капитализма. Это от форм борьбы противника и от уровня культуры, а не от капитализма. К сожалению, почти нет настоящей централизации».
Чичерин доказывал: «У нас Красная Армия государственного капитализма с аппаратом весьма сильного принуждения, а не армия коммунизма».
Ленин трижды подчеркнул эти слова в тексте и на полях и оставил пометку: «??? Это уже совсем неверно» *.
Не то чтобы Чичерин лучше Ленина разбирался в советской политике, или чтобы Ленин писал с осторожностью — для печати. И письмо Чичерина и ленинские пометки на нем увидели свет лишь много лет спустя. Но Ленин, пророк «отмирающего государства», отказывался признать даже наедине с самим собою, что его детище — государственный капитализм, а не какая-то форма коммунизма. Ленин не слушал музыки, не произносил ереси, не замечал отступлений. Он стремился к одной цели: победить в гражданской войне. Как беговой рысак, он носил на глазах шоры.
На деле, однако, он умел посмотреть в лицо неприятной истине. В этом отношении характерен его доклад Моссовету 3 апреля 1919 года: «Мы опять переживаем чрезвычайно трудное положение... Ростов... оказывается окруженным полукругом». Гинденбург, 41 несмотря на конец войны, помогает союзникам в Латвии. Взорван водопровод в Петрограде. Попытка разобрать железнодорожные пути сделана недалеко от Самары, хлеб с востока, шедший в советские города, достался Колчаку. Пассажирское движение на всех линиях прекращено, чтобы облегчить подвоз товаров, и это дало улучшение, «как ни клевещут наши враги». На Украине крестьяне так запуганы немцами, что не смеют взять помещичьи земли, несмотря на уход немцев. Эсеры и меньшевики повсюду саботируют военные и экономические усилия Советской власти. «В последнее время Советская власть стала закрывать их газеты и арестовывать их самих. Некоторые товарищи-рабочие, наблюдая это, говорят: «Значит неправы были те большевики,— к их числу принадлежу и я,— которые вовлекли нас в известную уступку мелкобуржуазной демократии. Для чего мы делали уступки, если мы теперь должны закрывать их газеты и арестовывать их? Разве в этом есть последовательность?»
«На это я отвечу следующее. В такой стране, как Россия, где мелкобуржуазные элементы ведут все сельское хозяйство, в такой стране без поддержки мелкобуржуазного слоя мы долго продержаться не можем. Этот слой в настоящее время идет не прямым путем к цели, а зигзагами. Если я преследую неприятеля, который идет не прямым путем, а зигзагами, то и я, чтобы настигнуть неприятеля, должен идти зигзагами».
Кремль дорожит этой ленинской тактикой и применяет ее во внутренней и во внешней политике.
Деревня беспокоила Ленина. Деревенские коммунисты смешивали кулака, живущего чужим трудом, с середняком, живущим своим трудом. «И у мелкого хозяина,— говорил Ленин,— ни один социалист в мире никогда не предполагал отнимать собственность. Мелкий хозяин будет существовать долгие годы».
Деревенские коммунисты, проводившие политику крайностей, считали военный коммунизм коммунизмом воинствующим и угнетали середняка. Но Ленин, объяснявший Чичерину, что советская система это ступень перехода к коммунизму, предпочитал середняцкий хлеб коммунистическому подавлению частной собственности. Он был гибкий
Крестьян было слишком много, чтобы их раздавить, и поскольку они делали зигзаги между приятием и неприятием большевизма, Ленин делал зигзаги вместе с ними и закрывал глаза на частный капитализм, чтобы не погибла та система, которую он звал коммунистической. Он даже отменил некоторые налоги на крестьян. Но меньшевиков он ненавидел, и их было мало. В Туле произошла забастовка. Он обвинял в подстрекательстве меньшевиков. На пленуме ВЦСПС, в ответ на вопрос о забастовке, он сказал: «Кем-то мне был задан вопрос: доказано ли это? Я отвечу, что, если бы я был адвокатом или стряпчим или парламентарием, я бы был обязан доказывать. Я ни то, ни другое, ни третье, и этого я делать не стану, и это мне ни к чему». Может быть, признал Ленин, некоторые меньшевики, в том числе — Мартов и его газета «Всегда вперед», и осуждали стачку, «но в политической борьбе, когда вас берут за горло белогвардейцы, разве можно это различать? Разве нам до того?.. Может быть, через два года, когда мы победим Колчака, мы будем в этом разбираться, но не теперь. Теперь надо воевать»44 45.
Речь шла не только о тульской стачке. Меньшевики призывали правительство прекратить гражданскую войну. Это относилось не к войне с белыми, а к советской политике использования вооруженных рабочих для обострения борьбы между деревенскими комитетами бедноты и более зажиточными крестьянами. Часто правительство снабжало продовольствием членов этих комитетов, а потом подстрекало их к «экспроприации» остальных крестьян. Внося раскол в среду крестьянства, Ленин надеялся выиграть сторонников и подорвать роль эсеров, у которых все еще были глубокие корни в деревне. Эсеры и меньшевики создали единый фронт в борьбе за существование. Несмотря на то, что их исключили из советов, эти две партии часто доминировали в политической жизни на местах. Если бы Ленин прекратил гражданскую войну на занятой большевиками территории, коалиция эсеров и меньшевиков могла бы взять верх над скудными силами большевиков. Поэтому Ленин раздувал пламя гражданской войны на советской территории и давал волю своей ненависти к меньшевикам. Он запретил газету Мартова.
Столь же безгранична была и ненависть Ленина к мировому капитализму. Он видел, что борьба с ним шла не на жизнь, а на смерть. Но капитализм был силен, а меньшевики слабы. Поэтому с капитализмом он был согласен идти на компромисс, предлагая выгодные сделки американским и европейским дельцам* Он двигался зигзагами, параллельно зигзагам в политике внешнего врага. Как когда-то в Брест-Литовске, так и теперь он искал передышки, которая спасла бы Советы.
В начале 1919 года союзные державы сделали зигзаг по направлению к миру. Они знали, что не могут послать большую армию для свержения большевиков. Поэтому 21 января 1919 года главные делегаты на Версальской мирной конференции обратились к Вильсону с просьбой составить предложение о всероссийских мирных переговорах (т. е. переговорах между белыми и красными), условием которых являлось бы перемирие в гражданской войне. План Вильсона был готов уже на другой день: представителям разных политических группировок, как белым, так и красным, предлагалось собраться на острове Принкипо вблизи Стамбула 15 февраля 1919 года. План был принят. Великобритания назначила своим делегатом сэра Роберта Бордена. Вильсон назначил Вильяма Аллена Уайта, редактора канзасской газеты.
Советы, которых Вильсон хотел привлечь к конференции на Принкипо, остались неприглашенными. Но 23 января московское радио поймало сообщение о готовящейся встрече, и пять дней спустя Чичерин по радио сообщил Вильсону, что Москва не получила приглашения. Прождав напрасно до 4 февраля, советское правительство приняло приглашение, которого никто не посылал. В длинной радиограмме оно извещало о готовности Кремля признать финансовые обязательства России по отношению к иностранным кредиторам в странах Антанты, гарантировать выплату процентов по долгам определенным количеством сырья, предоставить гражданам стран Антанты горные, лесопильные и иные концессии, включить в общее соглашение с державами Антанты обещание не вмешиваться в их внутренние дела, и т. д.1