Жизнь моя, иль ты приснилась мне?..
Шрифт:
Немки посылали к нам своих детей за хлебом, а сами стояли в стороне и ждали. Дети клянчат: «Брот!..» Солдаты кормят из своих котелков немецких детей.
…Немцы учатся русскому языку. «Кусотшек клеба» они говорили еще в разгар уличных боев… Вполне прилично одетые мужины ходят по улицам с трубкой и с протянутой рукой обращаются к офицерам – «закурить».
На каждом шагу льстивая угодливость, низкопоклонничество перед победителями. Вы спрашиваете дорогу у солидного толстого немца,- он рысью подбегает к машине, низко кланяется, сыплет слова горохом…
Среди развалин, возле сожженных танков мирно дымят походные кухни. Повсюду звучат аккордеоны, гармошки, слышатся
Вокруг Берлина – лес. Такой благообразный немецкий лес, чинный, уютный, хвойный и лиственный, с кюветиками для стока воды по бокам тропинок и урнами для окурков, куда некогда выбирались приличные берлинцы на пикники.
Пол без сучка, без задоринки, на полу стоят сосны. Когда вы едете мимо, деревья выстраиваются в затылок по радиусам, и радиусы вращаются по часовой стрелке, отсчитывая длинные прямые коридоры между стволами. Здесь нет ни шорохов, ни тресков, ни зарослей, ни сгущений тени, ни дуновений влажной прелости, ни очаровательных вторжений лиственной зелени в хвойный бор, когда веселая орава березок, кудрявых и звонких, как детский сад, высыпает на полянку, разбрызгивая фонтаны папоротников, играя с бабочками, которые развешивают по воздуху белые фестоны своего полета. Есть ли в прусском лесу шишки? Возможно, но не обязательно.
…Уленгорст, как и все дачные городки западнее Берлина, не пострадал от войны… Несколько улиц, еще не замощенных, обстроены небольшими виллами. Каждая стоит в небольшом саду, обнесенном изгородью или решеткой… Калитки всегда на запоре…
…Едем мимо Карлиненгофа. Это – дачный пригород, входящий в Большой Берлин. Живописное озеро, лес, виллы, принадлежащие состоятельным людям: средним и крупным торговцам, промышленникам, фабрикантам.
…Сады. Все в цвету. Запах сирени и пороха… Под немыслимо пахнущей акацией стоит орудие… Гитлеровская империя разлагается среди благоухания…
…Парк с древними липами, тенистыми аллеями и задумчивым прудом, по которому, вероятно, когда-то плавали лебеди.
…Ратуша, в которой помещалась полиция. Господин бургомистр успел удрать, но он не успел подписать очередной приказ: на его столе листок, и вместо подписи – клякса. В кабинете начальника полиции доносы, списки неблагонадежных, крем для ращения волос и почему-то дамские чулки…
…В доме коммерсанта, весьма состоятельного, в гостиной, среди почетных дипломов и семейных портретов выделяется на обоях темное пятно. Случайно обнаружилось то, что хозяин убрал со стены. В рамке под стеклом висел следующий документ:
«Министр-президент Пруссии. Берлин, Вестен 8, 30 мая 1942. Лейпцигерштрассе, 3.
Я охотно удовлетворяю вашу просьбу быть крестным отцом вашей дочери Розмари Эрики и разрешаю вам внести в церковные книги мое имя, как крестного отца. Однако мое согласие дается при условии, что отсюда не вытекают никакие дальнейшие обязательства. Я шлю наилучшие пожелания крестной дочери и препровождаю в виде подарка 50 марок. Хайль Гитлер!
Герман ГЕРИНГ».
…По маршруту то и дело проезжаем хутора, деревни или маленькие провинциальные городки; видна чешуя мутно-красных или желтоватых черепичных крыш, кусты сирени, старые деревья, густые травы и цветы – настурции, анютины глазки. Хутора и деревни аккуратные, ухоженные; за обочиной дороги мелькают не тронутые войной пахучие липы, яблони в пышном цвету.
Все засеяно, все кругом возделано, ни одного клочка земли, свободного от человеческой заботы.
Весна на Одере в полном разгаре, и война не в силах
Ветер дышит по-весеннему мягкой влажной свежестью. От земли идет густой пряный дух, как ни в чем не бывало выводят свои трели соловьи в рощах, а над болотом и заросшим прудом парят вальдшнепы; поскольку желательно сохранение фауны, охотиться на некоторых животных и птиц запрещено.
Тишину в приодерских деревнях нарушает только петушиный крик. По дорогам и полям бродят огромные немецкие битюги, стада черно-белых коров без пастухов надрывно мычат, некормленые и невыдоенные.
Перед каждым деревенским домом хозяйственный двор с обязательным могучим дубовым сараем и амбаром, сложенным из больших камней, а сзади дома – большой фруктовый сад… В каждом доме электричество и водопровод. Дома стоят вдали друг от друга, чтобы у каждого хозяина был простор для работы, и они не подглядывали, как идут дела у соседа. На фасаде одного из домов под резным козырьком крупная готическая надпись: «Arbeit und Gebuld» – «Труд и терпение».
Просторные, светлые комнаты, на подоконниках стоят цветы, кактусы, фарфоровые безделушки, всякая безвкусица. Кое-где на верхних окнах встречаются «шпионы», то есть зеркала, похожие на зеркала заднего вида на автомашинах,- в них можно наблюдать происходящее на улице, оставаясь невидимым. Тюлевые шторы закрывают вид с улицы в комнаты первого этажа. В комнатах – свадебные фотографии молодоженов с глупым выражением лица, опрятные постели с чистым бельем, радиоприемник.
…Кухня с каменным полом, водопроводным краном, большим котлом, где грелась вода.
…Хутор, как и другие немецкие деревушки, пуст, но дворы полны живности: в хлевах стоят откормленные и ухоженные коровы. Никогда не видел таких больших коров с сосками толщиной в четыре пальца… Волы вместо мобилизованных лошадей. Тут и там бродят свиньи, расхаживают, пощипывая травку, гуси, из-под ног в испуге разбегаются куры… В сумраке под навесом висит освежеванная коровья туша.
В километре от хутора, на обочине дороги семья из пяти человек: женщина, двое детей-подростков и двое мужчин – не успели своевременно сбежать. Все добротно, тепло не по сезону одеты в шубы с белыми повязками на рукавах, стоят у возов, доверху нагруженных добром: сундуки, чемоданы и перины, набрюшники и даже пивные кружки. К каждому из возов привязана племенная корова голландской породы. Это «господа бароны», бауэры, которые держали рабынь на своих скотных дворах и замучили и загубили немало наших девушек непосильным трудом, голодом и издевательствами.
Это они получали в «посылочках» с фронта награбленное у русских людей.
Сейчас они стараются выглядеть смиренными, глаза опущены, мрачный взгляд исподлобья, но под этой напускной покорностью – страх и ненависть, а в перинах, сундуках, под пиджаками припрятаны карабины, пистолеты и бандитские ножи с надписью: «Все для Германии» – «Alles fur Deutschland!».
Астапыч на оперативном совещании в штабе дивизии перед маршем сказал:
– Думаете, в Германии не знали, что немцы творили в России? Все знали… Не верьте, если скажут, что не знали… Потому и боялись. Ожидали, что русские всех перебьют. Понимают, что пришел их час расплаты. Враг спрятался, затаился, меняет шкуру. Поэтому наша задача: был бдителен – будь втройне бдительным, потому что враг вокруг нас, мы на его проклятущей земле; был смекалистым – будь втройне смекалистым, потому что фашисты уготовили нам много «сюрпризов»; был хитрым – будь втройне хитрым, не дай врагу обмануть себя.