Жизнь моя
Шрифт:
— А они таковыми не были?
— Даже близко. Я не мог носить их, играя в футбол, потому что все парни смеялись бы над ним. — Он посмотрел на нее. — Над ним, вы понимаете? Для меня это не имело значения — они потешались бы над ним. Их отцы были в основном доктора и инженеры. Такая это была школа. Другой контингент учащихся. — Он помолчал. — Они знали о том, что он пьет и работает на конвейере, выпускающем плохонькие спортивные товары. Что-то, что вы покупаете, если не можете позволить себе «Nike». Очень смешно… Я не хотел давать им еще
— Так, и что было потом?
— О, ничего особенного. Он приехал в город и увидел меня на поле в старых бутсах. Он был обижен. Он не сказал об этом, но был обижен. — Он пожал плечами. — Это так.
Она опустила черепок, над которым работала.
— Но… Вы объяснили?
— Объяснить что? Что он тратит жизнь, делая дерьмо?
— Нет, что вы только хотели защитить его.
— Нет, я не сказал ему этого. — Он опять помолчал. — Я сделал это слишком поздно.
— Что вы имеете в виду?
— Спустя пару дней он стоял в очереди в столовой и с ним случился сердечный приступ. Конец истории. — Он с усилием улыбнулся. — Думаю, мораль такова: не позволяйте солнцу опускаться ниже горизонта. Да?
Было мучительно смотреть на то, как он пытается небрежно говорить об этом.
— Это не ваша вина, — сказала она ему.
— То же самое сказали и врачи.
— И я уверена, что они были правы.
— Да…
Она наблюдала, как он бережно кладет черепок на поднос для находок, идет за другим и берет кисточку, чтобы начать рисовать контекстные номера. Его руки были коричневыми, в царапинах от всех этих раскопок, а кисть он держал несколько неловко, под углом, как делают левши, когда пишут или рисуют. Когда он согнул запястье, свет поймал толстую выступающую вену на его предплечье.
«Это его жизнь, — подумала Антония. — Его кровь, бегущая под кожей». Казалось, что его кожу можно порвать с пугающей легкостью. Ей хотелось накрыть ее своей рукой, чтобы защитить. Почувствовать ее гладкость, эластичность и силу.
Она подняла глаза и в волнении осознала, что он смотрит на нее. Глаза его были очень голубые, наполненные светом.
— Антония, — раздался голос Моджи из дверей, и оба подскочили. — Когда мы пойдем в Серс?
Антония повернула голову и безучастно посмотрела на восьмилетку.
Патрик поднялся на ноги.
— Я, пожалуй, пойду.
Она посмотрела на него.
— Да, — сказала она наконец.
Но он остался там, где был, хмуро глядя вниз.
— Послушайте, не нужна ли вам помощь на раскопке? Она открыла рот, чтобы ответить, и вновь закрыла его.
— Ах, пожалуйста, — сказала Моджи. — Это будет восхитительно. Нам надо сделать целую полосу сзади!
Она прикусила губу. Это неудачная идея, подумала она. А потом сказала:
— Да, нам пригодилась бы некоторая помощь.
— Но мне надо остаться здесь, — запоздало добавила она. — Мой отец. И все…
— Да, пожалуй, вам лучше остаться.
— Хотя я могу подбросить вас на джипе.
— Можно я тоже
— Конечно, — ответил Патрик, не глядя на нее.
— Круто!
Антония вытерла тряпкой руки и посмотрела вокруг себя, как будто до этого никогда не видела мастерскую.
— Вам понадобятся несколько контекстных листов, — сказала она растерянно.
— Верно, — кивнул Патрик. Он взял стопку контекстных листов, решето, канистру с водой и быстро вышел к джипу.
…Восемь часов спустя Антония выпрямилась на своем стуле и в сотый раз сказала себе, что она не собирается в Серс смотреть, как там управляется Патрик. Весь день она заставляла себя оставаться в мастерской, упорно реконструируя лампу. Теперь та выглядела лучше, чем два тысячелетия назад, но Антонии опротивела эта работа. Она нашла свою обувь под столом и вышла глотнуть немного воздуха.
Двор был пуст. Саймон и Нерисса покинули его час назад, взяв джип в Мазеране, осмотреть городок и спокойно пообедать. Судя по звону бутылок, исходящему из кухни, ее отец собирался выпить. Она решила наконец присоединиться к нему.
Он будет спрашивать про Майлза, и ей придется покрывать его.
От Патрика не было никаких известий. Либо он еще в Серсе, либо уже закончил и ушел в Лез Лимоньерс, чтобы принять душ и отдохнуть дома.
Она спустилась к реке. Альфонс лежал на боку на валуне, лениво изучая ласточек. При ее приближении он поднял голову на дюйм над камнем и дернул хвостом, как миниатюрный лев.
Она села на валун и кинула гальку в поток.
Он чувствует себя виноватым перед тобой, говорила она себе. Поэтому он и вспомнил про Нериссу. А сейчас он ушел в Серс…
Она сжала колени и закрыла глаза, желая походить на Нериссу. Нерисса не была скучной. Он сказал это для того, чтобы ее ободрить. Нерисса красива и возбуждающа. И она обожает секс. Нерисса смотрела бы на него своими прекрасными глазами и не задавала бы глупых вопросов.
Но Нерисса не ехала с Майлзом, напомнила она себе. Майлз — он сейчас в Париже, совсем один. Майлз — вот кто нуждается в тебе. Господи, что за путаница!
Она услышала скрип гравия за спиной и обернулась посмотреть. Моджи пробиралась между скалами. Ее ногти были черны от грязи, на носу темнело пятно. Антония вздохнула. В этот момент она не хотела, чтобы рядом была Моджи. Она не хотела рядом видеть никого.
Моджи подошла и села рядом с ней. Пощекотала лапы Альфонса травинкой. Спустя некоторое время она сказала:
— Я голодная. Можно мне пойти посмотреть, что есть в холодильнике?
— Разумеется, можно.
Но Моджи не двинулась с места.
Она явно хотела, чтобы Антония пошла с ней.
Но Антония осталась, где была.
В конце концов Моджи поняла намек и встала, отряхивая пыль сзади.
— Патрик просил, можешь ли ты прийти в Серс так быстро, как только сможешь.
Антония воззрилась на нее.