Жизнь на двоих
Шрифт:
Она улыбнулась и дернула воспитанницу за толстую косичку, заставив ребенка хихикнуть.
– А-та-та, Агата, кто опять не слушается папу?
– Я слу-у-ушаюсь, – протянула наследница. – Почти всегда! Но иногда оно само собой получается.
– Ну да, ну да, – фыркнула София и тут же замерла, когда Агата спросила, сверкая умными карими глазами:
– Ты из-за папы переживаешь, да?
Она не знала, что ответить, а девочка продолжала, забыв про рисунки, которые до этого рисовала вместе с Алексом на камнях парковой дорожки:
– Твои эмоции тянутся к нему, я чувствую. Ты из-за него переживаешь? Что-то случилось?
Тут и Александр встал с корточек и застыл
– Не волнуйтесь, – сказала София ласково, обняв обоих детей, и потянула их вниз, к разноцветным мелкам. – У вашего папы все время тяжелые дни, вот я и беспокоюсь. Он устает.
– Ты его любишь, – кивнула Агата, и Александр повторил ее жест со всей серьезностью.
– Да, – ответила София, вкладывая по мелку детям в ладошки. – Конечно, люблю. А давайте нарисуем льва? Знаете, какая у него большая и пушистая грива?..
Императрица отпустила Софию около семи вечера, и по выражению ее лица девушка так и не смогла понять, что произошло. Виктория выглядела немного растерянной, но не была ни радостной, ни подавленной и производила впечатление человека, которому только что дали по голове чем-то тяжелым, и он никак не может определиться – то ли упасть в обморок, то ли развернуться и дать сдачи.
Испытывая безумное и очень сильное желание немедленно нырнуть в камин и при этом осознавая, что Арен сейчас вряд ли находится в своей комнате, поэтому подобный поступок будет крайне глупым, София переоделась и около половины восьмого отправилась в город вместе с зашедшим за ней Вано.
Вагариус вновь был печальным, почти как в их первую встречу, и София невольно подумала: это оттого, что он все понял про нее и императора. Разве мог он не понять, если непосредственно к нему поступает информация о том, где находится Арен, даже если браслет связи заблокирован? Последние несколько ночей император провел с Софией – либо в ее комнате, либо в своей, но в любом случае рядом с ней, и Вано должен был это заметить. А теперь он переживал, но ничего не говорил, и за это София была ему благодарна. Она не хотела ни с кем обсуждать свое решение и уж тем более оправдывать Арена за несдержанное слово.
– Знаешь, – вздохнул вдруг Вагариус, подняв глаза к небу, несколько минут назад ставшему светло-лиловым. – Император ведь вырос на моих глазах. Я помню его с того возраста, когда он еще не умел разговаривать, только сидел или лежал на руках у своей матери и внимательно смотрел на все, что его окружало. Он был одновременно и похож, и не похож на Альго.
– Да? – осторожно спросила София. – А почему?
– Арен напоминал Альго внешне – смуглая кожа, карие глаза, темные волосы. Но чем взрослее он становился, тем больше удивлял всех своим поведением. Агата и Александр еще маленькие, поэтому тебе сложно понять, о чем я говорю… Когда Альго становятся подростками – это взрывоопасно. Они вспыльчивы и крикливы, очень несдержанны, и, прежде чем они научатся контролировать собственные эмоции, проходит время. К примеру, Аарон с десяти до пятнадцати лет был полнейшим кошмаром. Он и потом периодически вспыхивал и что-нибудь сжигал, если злился, а Арен – никогда. Он оказался очень любознательным, обожал учиться, мечтал стать охранителем и полагал, что Венец ему не достанется. А если кто-то пытался доказать обратное, Арен хмыкал и отвечал: «Резерв у нас одинаковый, поэтому Венец выберет старшего». То ли он действительно в это верил, то ли просто надеялся. А я надеялся, что принц ошибается. Арен всегда нравился мне больше остальных первых наследников, сильнейших Альго, и мне хотелось,
– Не жалеешь? – поинтересовалась София тихо, и Вано покачал головой:
– Нет. Последние восемь лет я смотрел на него и жалел только об одном – у меня не было такого сына. То ли я плохой отец, то ли… ладно. Арен, никогда не желавший становиться императором, выполняет свой долг с честью. В первый год правления он из кожи вон лез, чтобы во всем разобраться, и совещания тогда длились гораздо дольше, чем сейчас. У меня складывалось впечатление, что он вообще не спит, я сочувствовал ему и в то же время – я им гордился. И сейчас горжусь. – Вагариус вздохнул. – Император смог вернуть мне внучку.
София ожидала, что Вано скажет: «Однако не смог сдержать слово», – но он этого не сказал.
– Я жалею о другом, Софи. То, на что вы обрекли друг друга, – это тяжело. Каждодневная боль, унижения, постоянная ложь, встречи урывками… Но я понимаю, почему вы это сделали.
– Понимаешь? – прошептала София и улыбнулась сквозь слезы, когда Вано обнял ее и погладил по голове.
– Конечно, понимаю.
С родовой магией у них так ничего и не получилось. Они тренировались у Софии в комнате почти до ночи – Вагариус показывал щит и, взяв девушку за руки, пытался создать его вместе с ней, но София так и не поняла, как это нужно делать.
– Аристократы растут, зная про свою родовую магию с детства, – говорил Вано успокаивающе – он не отчаивался, а продолжал надеяться, что у нее получится щит. – Это знание вливается в них постепенно и естественно, и учить этому толком не надо, родовая магия просто просыпается в определенный момент времени. Видимо, она проснется и у тебя, когда ты осознаешь, что она есть.
София не представляла, как это можно осознать, но не огорчалась из-за неудач. Подумаешь, родовая магия! Конечно, обладать ею замечательно, но куда замечательнее найти такого дедушку, каким стал для нее Вано.
Количество «прекрасных» новостей для этого дня уже начинало зашкаливать, и идти еще и к Ванессе демонски не хотелось, но Арен все-таки пошел. Иначе придется притормозить расследование, а найти оставшихся последователей брата гораздо важнее, чем отдых, остро необходимый при накопившейся физической и моральной усталости императора.
Ванесса, выглядевшая бледной и изможденной, будто ее пытали и не кормили по меньшей мере неделю, согласилась на запись воспоминаний в кристалл памяти почти сразу. Арену даже стараться не пришлось – он просто предложил жене брата обменять воспоминания на возможность один раз встретиться с Анастасией и Адрианом, когда его найдут. Она кивнула и, внимательно поглядев на императора, прохрипела:
– Ты мог бы и не спрашивать…
– Я уже говорил, что не похож на твоего мужа, – сказал Арен, рассматривая синяки на шее женщины. – К тебе ведь должен был заходить врач. Почему следы до сих пор видны и голос такой хриплый?
– Заходил врач из комитета, – произнесла Ванесса сипло и кашлянула, опуская глаза и еще больше бледнея. – Записал в протоколе, что угрозы для жизни нет, а все это само пройдет через неделю.
Император усмехнулся, не удивившись, – он прекрасно знал, что врачи дознавательского комитета старались не облегчать жизнь задержанным преступникам. Естественно, они всех лечили, но недолечивали и зачастую не до конца обезболивали. Арену рассказывал об этом сам Гектор – он как глава комитета закрывал на подобное глаза, считая, что не нужно проявлять излишнее рвение в лечении преступников и то, что может пройти само, пусть само и проходит.