Не отрываясь от места происшествия, Женька вдруг начала понимать, что чья-то схватка завершилась, пожалуй, не в его пользу. Какое-то синюшное, странно изогнутое существо совсем отдалённо напоминало фигуру человека. Руки были вытянуты вперёд и замерли в какой-то неестественной позе, вытянувши кисти рук, как делают это балерины. Искорёженное, совсем негнущееся тело, которое вывернуло собственные конечности таким образом, что вопрос о гибкости
доселе живого существа вызывал изумление. Ноги были слегка согнуты в коленях, словно бы это существо исполняло танец водных фигуристок. Совсем не вязалась с такой странной позой синяя ткань пожульканного вида, с которой стекала вода, в которой по форме угадывались синие брючата, прозванные в народе «треники». Походу это был мужчина, правда, с такого неблизкого расстояния было сложно разглядеть тело, которое обступили спасатели, или, правильнее сказать, «вытаскиватели тела». Видимо, за то время, которое тело провело в воде, полчища микроорганизмов и жалкое подобие рыб сумели хорошо потрудиться над несчастным. Его синяя кожа на руках, которую несложно было разглядеть на фоне бело-живых людей, наводила ужас. Она была не просто синей или слегка синеющей, она была неравномерно сине-чёрно-трупной. Женьке уже отчётливо мерещилась картина, как рыбы-мутанты со стеклянными глазами в окружении злобных микроорганизмов, похожих на мелких червячков, впиваются холодными губами, прикрывающими множество острых зубов, в уже безжизненное тело синего цвета, которое успело напитаться водой, как губка. Во рту у Женьки вдруг появился водянистый болотный привкус. Стало как-то противно и навсегда расхотелось есть рыбу. Скорее, из-за большого расстояния, разделявшего Женьку от существа, давно потерявшего последние искорки жизни, Женьку вдруг охватило ощущение нереальности. Так, увидев труп по телевизору, никому и в голову не приходит мысль о том, что за секундной картинкой искорёженного тела стоит целая череда человеческих слёз и боли. Никогда в голову не приходит мысль, что у того островка несвежего мяса, в жилах которого уже давно перестала бежать живая кровь, где-то есть человек, чьё материнское сердце рвётся от боли. И это материнское сердце, навсегда связанное со своим дитём невидимой связью, никогда не сможет пережить до конца потерю своей кровинки, которую многие из нас и за человека-то не считали. Женьке стало совсем не по себе, когда вместо красиво-театральной позы и жалобных причитаний над головой несчастного кто-то из спасателей закурил, накрыл какой-то
цветной тряпкой страдальца, потерявшего общее с человеческим обликом, и так же непринуждённо опустился на корточки неподалёку и стал писать бумагу о страшной находке. Никакого траура или причитания, никакой красоты или уколов совести – просто синее, изъеденное холодными рыбьими губами тело, над которым совершали свою работу люди в одинаковых костюмах, уже уставшие от подобных находок и пытавшиеся развлечься глупой шуткой. Из сторонних зрителей была лишь одна Женька, остальные мимо проходящие люди даже глаз не поднимали, спеша по своим делам, так и не увидев это пугающее зрелище. Потом кто-нибудь из них, сидя вечером перед телевизором и уплетая на ужин рыбу, с интересом взглянет на картинку искорёженного существа, так и не отпечатав её в памяти, и тут же зальёт в себя стакан тёплого пива. Последний раз взглянув на поверхность воды, Женька с отвращением отметила безжизненно зеленеющую жижу, в которой под тонким слоем холодного зеркального блеска с жадностью облизываются безжизненные рыбьи губы, ещё совсем недавно пожиравшие плоть. Стало как-то жутко при одной только мысли, что ещё несколько секунд назад наивный Женькин мозг, рисующий всё цветными тёплыми красками, чуть не отправил её в ледяную мокрую могилу. Какая красота и покой на дне морском, когда человеческое совершенство вдруг превращают в такое жалкое кривое безжизненно-синюшное существо?! Хотелось бежать прочь от такого несправедливого отношения Жизни к человеческому существованию… Дома Женька наотрез отказалась от мысли умыться, чтобы почувствовать свежесть и облегчение от тёплой воды, – уж слишком много пришлось ей насмотреться на результат такой свежести. Глубоко вздохнув, Женька вдруг почувствовала собственную беспомощность в управлении своей судьбой. Устав от постоянных ударов суровой действительности, Женька в то же время прекрасно понимала невозможность красивой и лёгкой смерти как возможности ухода от суровой действительности. Хотя, с другой стороны, какая уже разница будет для мёртвого тела, как оно будет лежать и сколько его будут обгладывать бездушные рыбы, но само понимание того, что над собственным телом так равнодушно и безжалостно будут издеваться, как-то не радовало. Хотелось, чтобы уход от проблем стал в большей степени и уколом совести для родителей, которые и создали все условия для невыносимой жизни.