Жизнь наградила меня
Шрифт:
Вскоре в доме появилась вся съемочная группа в окружении «консультантов». Телефон трещал не замолкая. Лепились пельмени, дымился украинский борщ, на полу блестела поросль заграничных бутылок, повсюду валялись пачки американских сигарет и дядины замшевые куртки. Днем Жорж снимал свой фильм, вечера проводил у нас, и в гостиницу «Астория» возвращался далеко за полночь. На пятые сутки Жорж проснулся от тихого бормотанья и, открыв глаза, увидел в своем номере двух «консультантов» из АПН. Было три часа ночи, в номере ярко
– Не спится нам что-то, – доверительно объяснил тов. Волков. – Видим, дверь вашего номера не заперта. И решили мы, что вам тоже не спится, Георгий Филиппович.
Очевидно, русская версия дядиного имени придавала интимность международному сотрудничеству.
– Теперь мне определенно не спится, – сказал изумленный дядя.
– Ну и чудненько, – обрадовались консультанты. – Раз никому не спится, давайте выпьем за вашу прекрасную родню.
На столе возникла бутылка «Столичной» и баночка черной икры. Растроганный Жорж хватил полстакана водки и, подражая новым друзьям, понюхал пижамный рукав.
– Подумать только, – мечтательно сказал тов. Зайцев, – вы вновь обрели семью. И какую! Сестра все еще красавица… Небось не верили, что жива. А племянница? Огонь-девка, и к тому же научная сила. А возьмите ее мужа Виктора. Кандидат наук! Это вам не собачий хвост. В какой еще стране такого добьешься? А дочка их, ваша двоюродная внучка в некотором роде, – в английской школе! Не семья, а отпад!
Образность русской речи так поразила Жоржа, что он поперхнулся, и Зайцев с Волковым долго колотили его по спине.
– Я счастлив и очень горжусь ими, – наконец выдавил дядя.
– И мы, и мы! – подхватил греческий хор АПН. – Но… – И тут тов. Волков опечалился: – Не ужасно ли, что судьба вас так разбросала? Соединиться бы вам, вот мой совет.
– What do you mean? In the US? – ввиду щекотливости вопроса Жорж перешел на привычный язык.
– При чем тут US? Почему бы вам не остаться тут с нами? То есть с ними? – Тов. Зайцев обнял дядю, глаза его увлажнились.
– И сынишку в два счета выпишем. Сколько парню, семнадцать?
– That’s right, – подтвердил дядя.
За окном «Астории» стояла весенняя ночь, колоннада Исаакия источала покой и прохладу. Тов. Зайцев уселся на подоконник, закрыв собою бледно-сиреневое небо.
– Это ж надо, остаться вдовцом в сорок шесть лет, – сказал он, проявляя редкую осведомленность. – Ужас, как в наше время люди сгорают от рака.
Настала дядина очередь расстроиться. Он достал фотографии покойной жены.
– Писаная красавица! – наперебой зажурчали Волков с Зайцевым.
– А вот и мой мальчик. – С фотографии улыбалось лукавое лицо с круглыми глазами.
– Похож, как влитый, – заверили Жоржа товарищи. (Они имели в виду – «вылитый».)
– Да, весь в меня… И тоже увлечен кинематографом.
– А ВГИК? У нас же ВГИК! – с ошеломляющей скоростью отреагировал
Водка ощутимо бурлила в дядиной голове, но он осторожно плыл вперед, минуя политические рифы.
– Спасибо вам, дорогие друзья. Ваша идея хоть и неожиданна, но очень лестна. Конечно, я должен много думать, прежде чем принять такое важное решение.
– Думайте, думайте позитивно и постарайтесь ответить через пару деньков… А теперь не мешало бы и поспать.
Зайцев с Волковым церемонно раскланялись и покинули дядин номер.
Прошла неделя, а Жорж так и не принял «позитивного» решения. Ночной визит направил его мысли по другому руслу.
– И в самом деле, прекрасная идея. Почему бы вам не эмигрировать?
– Жорж! – вспыхнула мама. – Не мути им мозги.
– Хотите мое мнение? – спросил Витя. – Мое мнение таково, что это бред сивой кобылы. – Он показал пальцем на телефон. Мама вставила в телефонный диск карандаш и накрыла аппарат подушкой.
– Не для того я убежала от семьи и полвека мыкалась, чтобы…
– Неужели ты недостаточно пожала плоды своей революционной деятельности? – перебил сестру бесцеремонный брат. – Я слушаю ваши рассказы и не сплю по ночам. Вспомни, за что посадили твоего мужа.
– Времена изменились, Жорж.
– Приятно слышать… И все же я постоянно чувствую какой-то пресс на плечах. Мне кажется, я боюсь собственной тени.
– Представляешь, дядя Жоржик, – вмешалась наша десятилетняя Катя, – когда вы с бабушкой заходили за мной в школу, ребята из нашего класса сразу догадались, что ты – иностранец.
– Небось сама расхвасталась.
– А вот и нет, честное пионерское. Я говорю, с чего вы взяли? А они говорят, у него такой вид, будто он ничего не боится.
– Как лестно. А ты, Надюша, живешь в какой-то консервной банке и знать не хочешь, что творится вокруг. Ваши «консультанты» следуют за мной по пятам, по ночам имеют наглость входить в мой номер, без конца вмешиваются и контролируют съемки моего собственного фильма. В перерыве между съемками я люблю снимать своим личным аппаратом всякие «случайности». И вчера аппарат и все пленки из моего номера исчезли.
– Почему ты нам ничего не рассказываешь?
– Это как раз то, что я делаю. Я учинил скандал, и администрация «Астории» должна была вызвать… как его… оперативника. Ну и фарс! Он перерыл мои чемоданы, лазил под матрас и за батареи и даже проверил палкой унитаз. И знаете, что он сказал? «Ваш аппарат украден финнами. Наши тут давно не воруют. Но если в краже замешан советский человек, мы его из-под земли достанем, будьте спокойны».