Жизнь не сможет навредить мне
Шрифт:
Еда была вкусной, но даже в шесть и семь лет я понимал, что наш "семейный ужин" - это всего лишь подобие того, что было в большинстве семей. К тому же мы ели быстро. Наслаждаться едой было некогда, потому что в семь вечера, когда открывались двери, наступало время шоу, и мы все должны были быть на своих местах, приготовив свои посты. Мой отец был шерифом, и как только он вошел в диджейскую кабину, он сразу же вычислил нас по триангуляции. Он сканировал комнату, как всевидящее око, и если ты облажался, то обязательно об этом услышишь. Если только ты не почувствуешь это первым.
Под резким верхним освещением помещение выглядело не очень, но стоило ему приглушить свет, как каток окрасился в красный цвет и заиграл бликами на вращающемся
Я взял напрокат коньки и управлял всей станцией в одиночку. Я носил с собой табуретку, как костыль. Без нее покупатели меня даже не видели. Коньки больших размеров лежали внизу под прилавком, а коньки маленьких размеров хранились так высоко, что мне приходилось поднимать полки, что всегда вызывало смех у покупателей. Мама была единственным и неповторимым кассиром. Она собирала со всех плату за обслуживание, а для Трунниса деньги были всем. Он считал людей по мере их прихода, подсчитывая свою выручку в режиме реального времени, чтобы примерно представлять, чего ожидать, когда он будет пересчитывать кассу после закрытия. И лучше бы все это было на месте.
Все деньги принадлежали ему. Остальные не заработали ни цента за свой пот. На самом деле у моей матери никогда не было собственных денег. У нее не было ни банковского счета, ни кредитных карт на ее имя. Он контролировал все, и мы все знали, что случится, если в ее ящике с деньгами вдруг не окажется денег.
Разумеется, никто из клиентов, входивших в наши двери, ничего этого не знал. Для них Skateland был семейным и управляемым облаком мечты. Мой отец крутил угасающие виниловые пластинки с отголосками диско и фанка, а также раннего хип-хопа. Бас отскакивал от красных стен благодаря любимому сыну Буффало Рику Джеймсу, группе Funkadelic Джорджа Клинтона и первым трекам, выпущенным новаторами хип-хопа Run DMC. Некоторые дети катались на коньках. Я тоже люблю быструю езду, но у нас была своя доля танцоров на коньках, и пол становился веселым.
Первый час или два родители оставались внизу и катались на коньках или смотрели, как их дети крутят овал, но в конце концов они просачивались наверх, чтобы устроить свою собственную сцену, и когда их становилось достаточно, Труннис выскальзывал из диджейской кабины, чтобы присоединиться к ним. Мой отец считался неофициальным мэром Мастена, и он был фальшивым политиком до мозга костей. Его клиенты были его метками, и они не знали, что, сколько бы выпивки он ни налил за счет заведения и сколько бы братских объятий ни разделил, ему на всех было наплевать. Все они были для него долларовыми знаками. Если он наливал вам выпивку бесплатно, значит, знал, что вы купите еще две или три.
Несмотря на то что мы катались всю ночь напролет и устраивали круглосуточные марафоны, двери Skateland обычно закрывались в 10 вечера. Именно тогда моя мама, брат и я выходили на работу, вылавливая окровавленные тампоны из наполненных какашками унитазов, выветривая затяжную конопляную дымку из обеих ванных комнат, соскребая с пола катка жвачку с бактериями, убирая концессионную кухню и проводя инвентаризацию. Незадолго до полуночи мы, полумертвые, пробирались в офис. Мама укладывала нас с братом под одеяло на диван в офисе, наши головы располагались друг напротив друга, а потолок сотрясался от звуков басового фанка.
Мама все еще была на часах.
Как только она переступала порог бара, Труннис заставлял ее работать на дверях или спускаться вниз, как буфетчик, чтобы принести ящики со спиртным из подвала. Всегда находилась какая-нибудь рутинная работа, и она не переставала двигаться, в то время как мой отец наблюдал за происходящим из своего угла бара, откуда он мог наблюдать за всей этой сценой. В те дни Рик Джеймс, уроженец Буффало
Возможно, если бы я был постарше или мой отец был хорошим человеком, я мог бы гордиться тем, что стал частью такого культурного момента, но молодым детям не до такой жизни. Кажется, что независимо от того, кто наши родители и что они делают, мы все рождаемся с правильно настроенным моральным компасом. Когда вам шесть, семь или восемь лет, вы знаете, что кажется правильным, а что - нет. А когда вы рождаетесь в циклоне ужаса и боли, вы знаете, что так быть не должно, и эта истина вонзается в вас, как заноза, в ваш вывернутый наизнанку разум. Вы можете игнорировать ее, но тупая пульсация всегда рядом, когда дни и ночи сливаются в одно размытое воспоминание.
Некоторые моменты все же бросаются в глаза, и один из них, о котором я думаю сейчас, до сих пор преследует меня. Это было в тот вечер, когда моя мама вошла в бар раньше положенного и увидела, как мой отец мило беседует с женщиной лет на десять младше ее. Труннис увидел, что она наблюдает за ним, и пожал плечами, а моя мама, чтобы успокоить нервы, выпил две рюмки "Джонни Уокер Ред". Он заметил ее реакцию, и ему это ни капельки не понравилось.
Она знала, как обстоят дела. Что Труннис переправлял проституток через границу в канадский Форт-Эри. Летний коттедж, принадлежащий президенту одного из крупнейших банков Буффало, служил ему притоном. Он знакомил банкиров Буффало со своими девушками, когда ему требовалась более длинная кредитная линия, и эти кредиты всегда выдавались. Моя мама знала, что девушка, за которой она наблюдала, была одной из девушек в его конюшне. Она видела ее раньше. Однажды она застала их на диване в офисе "Скейтленда", где почти каждый вечер укладывала спать своих детей. Когда она застала их вместе, женщина улыбнулась ей. Труннис пожала плечами. Нет, мама не была невежественной, но видеть это своими глазами всегда было неприятно.
Около полуночи моя мать поехала с одним из наших охранников, чтобы сделать банковский вклад. Он умолял ее оставить моего отца. Он велел ей уехать той же ночью. Возможно, он знал, что ее ждет. Она тоже знала, но не могла бежать, потому что у нее не было никаких независимых средств, и она не собиралась оставлять нас в его руках. К тому же у нее не было прав на общую собственность, потому что Траннис всегда отказывался на ней жениться, и эту загадку она только сейчас начала разгадывать. Моя мать происходила из крепкой семьи среднего класса и всегда была добродетельной. Он возмущался этим, относился к своим проституткам лучше, чем к матери своих сыновей, и в результате загнал ее в ловушку. Она зависела от него на сто процентов, и если бы захотела уйти, ей пришлось бы идти ни с чем.
Мы с братом никогда не спали спокойно в Skateland. Потолок слишком сильно трясся, потому что офис находился прямо под танцполом. Когда мама вошла в ту ночь, я уже не спал. Она улыбнулась, но я заметил слезы в ее глазах и вспомнил запах виски на ее дыхании, когда она взяла меня на руки так нежно, как только могла. Мой отец вошел следом за ней, неряшливый и раздраженный. Он достал пистолет из-под подушки, на которой я спал (да, вы все правильно поняли, под подушкой, на которой я спал в шесть лет, лежал заряженный пистолет!), продемонстрировал его мне и улыбнулся, после чего спрятал его под штаниной в кобуре на лодыжке. В другой руке у него были два коричневых бумажных пакета, наполненных почти 10 000 долларов наличными. В общем, это была типичная ночь.