Жизнь ненужного человека
Шрифт:
Соловьев тихонько и мягко засмеялся, его рябое лицо покрылось дрожащими лучами морщин.
– Кто она?
– спросил Маклаков.
– Доктора Мелихова дочь.
– А-а...
– протянул Саша.
– Я его знаю...
– Солидный человек, имеет ордена - Владимира и Анны, - сообщил Соловьев.
– Я его знаю!
– повторил Саша.
– Шарлатан, как все они. Пробовал меня лечить...
– Вас теперь один господь мог бы вылечить!
– ласково сказал Соловьев.
– Быстро вы разрушаетесь здоровьем...
–
– крикнул Саша.
– Чего вы ждёте, Маклаков?
– А вот он поест...
– Эй, ты, глотай живее!
– крикнул Саша Климкову. Обедая, Климков внимательно слушал разговоры и, незаметно рассматривая людей, с удовольствием видел, что все они - кроме Саши - не хуже, не страшнее других. Им овладело желание подслужиться к этим людям, ему захотелось сделаться нужным для них. Он положил нож и вилку, быстро вытер губы грязной салфеткой и сказал:
– Я - готов.
Распахнулась дверь, в комнату, согнувшись, вскочил вертлявый растрёпанный человек, прошипел:
– Тиш-ше!
Высунул голову в коридор, послушал, потом, тщательно притворив дверь, спросил:
– Не запирается? Где ключ?
Оглянулся и, вздохнув, сказал:
– Слава богу!
– Э, дубина!
– презрительно прогнусил Саша.
– Ну, что такое? Опять хотели бить тебя?
Человек подскочил к нему и, задыхаясь, размахивая руками, отирая пот с лица, начал вполголоса бормотать:
– И - хотели! Конечно. Хотели убить молотком. Двое. Шли за мной от тюрьмы, ну да! Я был на свиданиях, выхожу - а они у ворот стоят, двое. И один держит в кармане молоток...
– Может быть, это револьвер?
– спросил Соловьев, вытягивая шею.
– Молоток!
– Ты видел?
– с усмешкой осведомился Саша.
– Ах, я же знаю! Они решили молотком. Без шума - р-раз...
Он оправлял галстук, застёгивал пуговицы, искал чего-то в карманах, приглаживал курчавые потные волосы, его руки быстро мелькали, и казалось, что вот они сейчас оторвутся. Костлявое серое лицо обливалось потом, тёмные глаза разбегались по сторонам, то прищуренные, то широко открытые, и вдруг они неподвижно, с неподдельным ужасом остановились на лице Евсея. Человек попятился к двери, хрипло спрашивая:
– Это - кто?
Маклаков подошёл к нему, взял за руку.
– Успокойтесь, Елизар, это свой.
– Вы его знаете?
– Скотина!
– раздался раздражённый возглас Саши.
– Тебе лечиться надо...
– Вас под вагон конки толкали? Нет? Так вы погодите ругаться...
– Вот, смотрите, Маклаков...
– заговорил Саша, но человек продолжал с яростным возбуждением:
– Вас ночью били неизвестные люди? Ага! Вы поймите - неизвестные люди! Таких людей, неизвестных мне, - сотни тысяч в городе... Они везде, а я один.
Успокоительно прозвучал мягкий голос Соловьева и утонул в новом взрыве слов разбитого человека. Он внёс с собою
– Пора идти!
– сказал Маклаков, дотронувшись до его плеча.
На улице, сидя в пролётке, Евсей угрюмо и тихо заметил:
– Не гожусь я для этого дела...
– Почему?
– спросил Маклаков.
– Я - боязливый...
– Это - пройдёт!
– Ничего не проходит!
– быстро сказал Евсей.
– Всё!
– возразил ему Маклаков спокойно.
На улице было слякотно, холодно, темно. Отсветы огней лежали в грязи, люди и лошади гасили их, ступая ногами в золотые пятна.
Евсей, без мысли глядя вперёд, чувствовал, что Маклаков рассматривает его лицо.
– Привыкнете!
– заговорил Маклаков.
– Но если есть другая служба уходите сейчас же. Есть?
– Нет...
Шпион пошевелился, но не сказал ни слова. Глаза у него были полузакрыты, он дышал через нос, и тонкие волосы его усов вздрагивали.
В воздухе плавали густые звуки колокола, мягкие и тёплые. Тяжёлая туча накрыла город плотным тёмным пологом. Задумчивое пение меди, не поднимаясь вверх, печально влачилось над крышами домов.
– Завтра воскресенье!
– негромко произнёс Маклаков.
– Вы в церковь ходите?
– Нет!
– ответил Евсей.
– Почему?
– Не знаю. Так...
– А я - хожу. Люблю утренние службы. Поют певчие, и солнце в окна смотрит. Это хорошо.
Простые слова Маклакова ободрили Евсея, ему захотелось говорить о себе.
– Петь - хорошо!
– начал он.
– Мальчишкой я пел в церкви, в селе у нас. Поёшь, и даже непонятно - где ты? Всё равно как нет тебя...
– Приехали!
– сказал Маклаков.
Евсей вздохнул, печально глядя на длинное здание вокзала, - оно явилось перед глазами как-то сразу и вдруг загородило дорогу.
Прошли на перрон, где уже собралось много публики, остановились, прислонясь к стене. Маклаков прикрыл глаза ресницами и точно задремал. Позванивали шпоры жандармов, звучно и молодо смеялась стройная женщина, черноглазая, со смуглым лицом.
– Запомните эту, которая смеётся, и старика рядом с ней!
– внятным шёпотом говорил Маклаков.
– Её зовут Сарра Лурье, акушерка, квартирует на Садовой, дом - семь. Сидела в тюрьме, была в ссылке. Очень ловкая женщина! Старик тоже бывший ссыльный, журналист...
Вдруг он точно испугался кого-то, быстрым движением руки надвинул шапку на лоб и ещё тише продолжал:
– Высокий, в чёрном пальто, мохнатая шапка, рыжий - видите?
Евсей кивнул головой.
– Это - писатель Миронов... Четыре раза сидел по тюрьмам в разных городах...