Жизнь ненужного человека
Шрифт:
По пути к обезьянам он интересно рассказал Евсею историю Фауста и чёрта, пробовал даже что-то петь, но это ему не удалось, - он расхохотался.
Музыка, рассказ о театре, смех и говор празднично одетой толпы людей, весеннее небо, пропитанное солнцем, - опьяняло Климкова. Он смотрел на Якова, с удивлением думая:
"Какой смелый! И всё знает, а - одних лет со мной..."
Климкову начинало казаться, что брат торопливо открывает перед ним ряд маленьких дверей и за каждой из них всё более приятного шума и света. Он оглядывался
– Ты смотри - ну, чем не люди? Верно ли? Глаза, морды - какое всё умное, а?..
Он вдруг замолчал, прислушался и сказал:
– Стой, это наши!
– исчез и через минуту подвёл к Евсею барышню и молодого человека в поддёвке, радостно восклицая:
– А сказали - не пойдёте? Обманщики!.. Это мой двоюродный брат Евсей Климков, я говорил про него. А это - Оля, - Ольга Константиновна. Его зовут Алексей Степанович Макаров.
Опустив голову, Климков неловко и молча пожимал руки новых знакомых и думал:
"Захлёстывает меня. Лучше - уйти мне..."
Но уходить не хотелось, он снова оглянулся, побуждаемый боязнью увидеть кого-нибудь из товарищей-шпионов. Никого не было.
– Он не очень развязный, - говорил Яков барышне.
– Не пара мне, грешному!
– Нас стесняться не надо, мы люди простые!
– сказала Ольга. Она была выше Евсея на голову, светлые волосы, зачёсанные кверху, ещё увеличивали её рост. На бледном, овальном лице спокойно улыбались серовато-голубые глаза.
У человека в поддёвке лицо доброе, глаза ласковые, двигался он медленно и как-то особенно беспечно качал на ходу своё, видимо, сильное тело.
– Долго мы будем плутать, как нераскаянные грешники?
– мягким басом спросил он.
– Посидеть где-нибудь, что ли...
Ольга, наклонив голову, заглядывала в лицо Климкова.
– Вы бывали здесь раньше?
– Первый раз...
Он шёл рядом с нею, стараясь зачем-то поднимать ноги выше, от этого ему было неловко идти. Сели за столик, спросили пива, Яков балагурил, а Макаров, тихонько посвистывая, рассматривал публику прищуренными глазами.
– У вас товарищ есть?
– спросила Ольга.
– Нет, - никого нет...
– Мне так сразу и показалось, что вы одинокий!
– сказала она, улыбаясь.
– Глядите - сыщик!
– тихо воскликнул Макаров. Евсей вскочил на ноги, снова быстро сел, взглянул на Ольгу, желая понять, заметила ли она его невольное испуганное движение? Не понял. Она молча и внимательно рассматривала тёмную фигуру Мельникова; как бы с трудом сыщик шёл по дорожке мимо столов и, согнув шею, смотрел в землю, а руки его висели вдоль тела, точно вывихнутые.
– Идёт, как Иуда на осину!
– негромко сказал Яков.
– Должно быть - пьяный!
– заметил Макаров.
"Нет, он всегда такой", - едва не сказал Евсей
Мельников, точно чёрный камень, вдвинулся в толпу людей, и она скрыла его в своём пёстром потоке.
– Заметили, как он шёл?
– спросила Ольга.
Евсей поднял голову, внимательно и с ожиданием взглянул на неё...
– Я думаю, что слабого человека одиночество на всё может толкнуть...
– Да, - шёпотом сказал Климков, что-то понимая, и, благодарно взглянув в лицо девушки, повторил громче: - Да!
– Я его знал года четыре тому назад!
– рассказывал Макаров. Теперь лицо у него как будто вдруг удлинилось, высохло, стали заметны кости, глаза раскрылись и, тёмные, твёрдо смотрели вдаль.
– Он выдал одного студента, который книжки нам давал читать, и рабочего Тихонова. Студента сослали, а Тихонов просидел около года в тюрьме и помер от тифа...
– А вы разве боитесь шпионов?
– вдруг спросила Ольга Климкова.
– Почему?
– глухо отозвался он.
– Вы вздрогнули, когда увидали его...
Евсей, крепко потирая горло и не глядя на неё, ответил:
– Это-так, - я его тоже знаю...
– Ага-а!
– протянул Макаров, усмехаясь.
– Тихонький!
– воскликнул Яков, подмигивая. Климков, не понимая их восклицаний, ласковых взглядов, - молчал, боясь, что помимо своей воли скажет слова, которые разрушат тревожный, но приятный полусон этих минут.
Тихо и ласково подходил свежий весенний вечер, смягчая звуки и краски, в небе пылала заря, задумчиво и негромко пели медные трубы...
– Вот что, - сказал Макаров, - останемся здесь или пойдём домой?
Решили идти домой. Дорогой Ольга спросила Климкова:
– А вы сидели в тюрьме?
– Да, - ответил он, но через секунду прибавил: - Недолго...
Сели в вагон трамвая, потом Евсей очутился в маленькой комнате, оклеенной голубыми обоями, - в ней было тесно, душно и то весело, то грустно. Макаров играл на гитаре, пел какие-то неслыханные песни, Яков смело говорил обо всём на свете, смеялся над богатыми, ругал начальство, потом стал плясать, наполнил всю комнату топотом ног, визгом и свистом. Звенела гитара, Макаров поощрял Якова прибаутками и криками:
– Эх, кто умеет веселиться, того горе боится!
А Ольга смотрела на всё спокойно и порою спрашивала Климкова, улыбаясь:
– Хорошо?
Опьянённый тихой, неведомой ему радостью, Климков тоже улыбался в ответ. Он забыл о себе, лишь изредка, секундами, ощущал внутри назойливые уколы, но раньше, чем сознание успевало претворить их в мысль, они исчезали, ничего не напоминая.
И только дома он вспомнил о том, что обязан предать этих весёлых людей в руки жандармов, вспомнил и, охваченный холодной тоской, бессмысленно остановился среди комнаты. Стало трудно дышать, он облизал губы сухим языком, торопливо сбросил с себя платье, остался в белье, подошёл к окну, сел. Прошло несколько минут оцепенения, он подумал: