Жизнь ненужного человека
Шрифт:
Она пожала плечами.
– Не верить человеку, - заранее думать о нём, что он лгун, дурной, разве это можно?
– Я могу дать шрифт, - сказал Евсей, вздохнув. Задача была кончена. Он сидел, наклонив голову, сжимая между колен крепко стиснутые руки, и прислушивался к словам девушки.
Ольга, облокотясь на стол, вполголоса говорила о том, когда и куда нужно принести обещанное им. Теперь, когда он исполнил долг службы, со дна его души стала медленно подниматься удушливая тошнота, мучительно просыпалось
– Замечаете вы, - тихо говорила девушка, - как быстро люди знакомятся? Все ищут друзей, находят их, все становятся доверчивее, смелее.
Её слова точно улыбались. Не решаясь посмотреть в лицо Ольги, Климков следил за её тенью на стене и рисовал на тени голубые глаза, небольшой рот с бледными губами, лицо, немного усталое, мягкое и доброе.
"Сказать ей теперь, что всё это фокус, чтобы погубить её?" - спрашивал он сам себя.
И отвечал:
"Выгонит. Обругает и выгонит".
– Вы Зимина - столяра - не знаете?
– вдруг спросил он.
– Нет. А что?
Евсей тяжко вздохнул.
– Так. Тоже - хороший человек.
"Если бы она знала столяра, - медленно соображал Климков, - я бы научил её - пусть спросит его обо мне. Тогда бы..."
Ему показалось, что стул опускается под ним и тошнота сейчас хлынет в горло. Он откашлялся, осмотрел комнату, бедную, маленькую. В окно смотрела луна, круглая, точно лицо Якова, огонь лампы казался досадно лишним.
"Погашу свет, встану перед ней на колени, обниму ноги и всё скажу. А она мне даст пинка?.."
Но это его не остановило. Он тяжело поднялся со стула, протянул руку к лампе, рука вяло опустилась, ноги вздрогнули, он покачнулся.
– Что вы?
– спросила Ольга.
Желая ответить, Климков тихо завыл, встал на колени и начал хватать её платье дрожащими руками. Она упёрлась в лоб его горячей ладонью, другой рукой взяла за плечо, спрятала ноги под стул и строго заговорила:
– Нет, нет! А-ай, как это нехорошо... Я не могу... Ну, встаньте же!..
Теплота её тела будила в нём чувственное желание, и толчки рук её он воспринимал, как возбуждающие ласки...
"Не святая!" - мелькнуло у него в уме, и он начал обнимать колени девушки сильнее.
– Я говорю вам - встаньте!
– крикнула она, уже не убеждая, а приказывая.
Он встал, не успев ничего сказать.
– Поймите, - бормотал он, разводя руками.
– Да, да, я понимаю... Боже мой! Всегда это на дороге!
– воскликнула она и, посмотрев в лицо ему, сурово сказала: - Мне надоело это!
Она встала у окна, между нею и Евсеем стоял стол. Холодное недоумение обняло сердце Климкова, обидный стыд тихо жёг его.
– Вы ко мне не ходите... Пожалуйста...
Евсей
Через несколько минут он сидел на лавке у ворот какого-то дома и бормотал, искусственно напрягаясь:
– Сволочь...
Припоминая позорные для женщины слова, он покрывал ими стройную высокую фигуру Ольги, желая испачкать грязью всю её, затемнить с ног до головы. Но ругательства не приставали к ней, и хотя Евсей упорно будил в себе злость, но чувствовал только обиду.
Смотрел на круглый одинокий шар луны - она двигалась по небу толчками, точно прыгала, как большой светлый мяч, и он слышал тихий звук её движения, подобный ударам сердца. Не любил он этот бледный, тоскующий шар, всегда в тяжёлые минуты жизни как бы наблюдавший за ним с холодной настойчивостью. Было поздно, но город ещё не спал, отовсюду неслись разные звуки.
"Раньше ночи были спокойнее", - подумал Климков, встал и пошёл, не надевая пальто в рукава, сдвинув шапку на затылок.
"Ну, хорошо, - подожди!
– думал он.
– Выдам их и попрошу, чтобы меня перевели в другой город..."
В три приёма он передал Макарову несколько пакетов шрифта, узнал о квартире, где будет устроена типография, и удостоился от Саши публичной похвалы:
– Молодчина! Получишь награду...
Евсей отнёсся к его похвале равнодушно, а когда Саша ушёл, ему бросилось в глаза острое, похудевшее лицо Маклакова - шпион, сидя в тёмном углу комнаты на диване, смотрел оттуда в лицо Евсея, покручивая свои усы. Во взгляде его было что-то задевшее Евсея, он отвернулся в сторону.
– Климков, поди сюда!
– позвал шпион. Климков подошёл, сел рядом.
– Правда, что ты брата своего выдаёшь?
– спросил Маклаков негромко.
– Двоюродного...
– Не жалко?
– Нет...
И вспомнив слова, которые часто говорило начальство, Евсей тихо повторил их:
– У нас - как у солдат - нет ни матери, ни отца, ни братьев, только враги царя и отечества...
– Ну, конечно!
– сказал Маклаков и усмехнулся. По голосу и усмешке Климков чувствовал, что шпион издевается над ним. Он обиделся.
– Может быть, мне и жалко, но когда я должен служить честно и верно...
– Я ведь не спорю, чудак!
Потом он закурил папиросу и спросил Евсея:
– Ты что сидишь тут?
– Так, - делать нечего...
Маклаков хлопнул его по колену и сказал:
– Несчастный ты человечек!
Евсей встал.
– Тимофей Васильевич...
– Что?
– Скажите мне...
– Что сказать?
– Я не знаю...
– Ну, и я тоже.
Климков шёпотом пробормотал:
– Мне жалко брата!.. И ещё одна девица там... Они все - лучше нас, ей-богу!