Жизнь номер раз
Шрифт:
После обеда я написала письмо Федоту, объяснила, что поступила в институт и теперь не живу дома, поэтому не отвечала на его письма. Не удержалась и вложила в конверт фотографию. Он её не видел, я фотографировалась на документы для поступления, и мастер уговорил меня сделать открытку.
Фотография вышла странная, в коричневых тонах, поэтому мои глаза оказались карими, волосы тёмными, а я какая-то чужая, беззащитно-нежная и застенчивая. Откуда всё это взялось, и как поймал всё это объектив, для меня осталось загадкой. Эта загадка была
Я запечатала конверт и хотела все остальные открытки, их ещё штук пять осталось, убрать в чемодан. Ира заметила их и взяла посмотреть.
– Ты хорошо здесь вышла. Ты здесь очень красивая.
Мигом остальные сбежались посмотреть. Они передавали фотографии из рук в руки, когда вошли Лёшка с Серёгой.
– Девчонки, завтра после обеда уезжаем.
– Наконец-то.
– Что это? – Лёха взял мою фотографию, посмотрел, усмехнулся. Насмешливо и оценивающе разглядывает меня. Я вижу, что он пытается найти то, что увидел, и не находит.
– Фотограф сильно польстил тебе. – Он протягивает снимок мне. – Хотя, может быть, ты в этот момент думала о себе. Уж себя-то ты любишь точно.
Всем стало неловко, и они замолчали.
– С чего ты взял, что знаешь меня лучше других? – На меня как-то вмиг навалилась усталость и равнодушие, так что я не стала никому ничего доказывать, тем более что и не нужно ничего доказывать, всё правда. Он смотрел, как я забросила снимки в чемодан, взяла конверт.
– Тебя проводить до почты?
– Нет, спасибо, я сама.
– Я всё же провожу.
Мы молча шли по дороге. Я перешагивала трещины на асфальте, стараясь не наступать на них. Он молча курил и искоса поглядывал на меня. Наконец не выдержал, спросил:
– Ты всё же решила написать ему. Почему?
– Не знаю. Мне плохо без него. Мне кажется, что ему тоже плохо.
– То есть пожалела?
– Ага. Себя. Какая тебе разница?
– Я пытаюсь понять тебя.
– А тебе это нужно? Ты за дипломом психотерапевта сюда приехал?
Он выбросил окурок, долго молчал.
– Нет. Мне просто интересно. Если ты его любишь, зачем все остальные – Андрей, я?
– А зачем тебе я? Уверена, что у тебя дома тоже девчонка осталась.
– Пока я был в армии, она вышла замуж, хотя говорила, что любит меня.
– Лёша, замуж выходят не только по любви.
– Да. Она залетела.
– Ну вот, видишь, по глупости тоже можно сыграть свадьбу.
– Вот я и пытаюсь понять.
– Лучше не пытайся. Или ты хочешь научный труд на эту тему опубликовать? Тоже лучше забыть об этом. У Стендаля уже есть трактат «О любви». Очень нудная и неинтересная вещь. Займись чем-нибудь другим.
– Зачем тебе нужен Павлов?
– Мне скучно быть одной.
– А я?
– По той же причине.
Лёша обдумывал эту мысль до самой почты. На обратном пути он уже не искал причин моего нелогичного
Мы вернулись, когда уже почти все сидели в автобусе, что отвозил нас на поле. Все места уже были заняты. Лёха подвинул какого-то парня в очках и сел на его место, притянув меня к себе и усадив на колени. Я обняла его за плечи, чтобы не свалиться во время поездки. Он поддерживал меня за талию. Витка, сидевшая сзади нас, громко фыркнула:
– Что, Кузнецова, ремни безопасности пристёгнуты? – сказано было громко. Многие обернулись посмотреть, в чём дело. Меня позабавил злой взгляд Павлова. Вита, спасибо. Я не думаю, что ты хотела помочь мне, но ты это сделала. Ситуация почти эквивалентна вчерашней, когда я увидела Оксанку на коленях у Павлова. Правда, верхняя часть одежды у меня на месте, но я не думаю, что эффект был бы больше. Интересно, сколько времени он сможет игнорировать меня? Он сам сказал, что его злит, когда я с Лёхой. Когда он сорвётся? И что это будет?
После ужина, когда все собирались на танцы, красились и переодевались, меня выловил в коридоре Борода:
– А-а-а, Кузнецова, тебя-то мне и надо. График дежурств видела?
– Нет.
– Хочу огорчить тебя. Ты дежуришь по кухне. Тебя там уже ждут.
– Ёлки…
Бл… ин горелый! Везёт как утопленнице. Последний день, а я дежурю по кухне. Еще пару раз тихо матюкнувшись, пошла в столовую. Инка с Леркой уже чистили картошку. Я взяла нож. Откуда их берут, такие здоровенные? Прямо ятаган, а не кухонный нож. Горько вздохнув, начала отбывать трудовую повинность. Девчонки тоже были невеселы. Минут пятнадцать мы молча страдали втроём. Потом появился Лёха:
– Твои сказали, что ты здесь. Ну что, танцы накрылись?
– Лёша, не издевайся. Сам ведь видишь.
– Вижу. Это не я, это ты издеваешься. Над картошкой. Тебя не учили никогда, как это надо делать?
– Как умею, так и делаю.
– Давай сюда нож! – Забрав у меня этот ятаганище, Демченко начал быстро и ловко очищать картофелины от кожуры.
– Неплохо. Можно сказать, специалист.
– Учись, пока я живой. Очень хочешь на танцы?
– Да вряд ли успеем. На полчаса не стоит и идти.
– Сегодня последний день, можно гулять всю ночь. Если хочешь, возьмём гитару и пойдём к нам.
– А кто ещё будет?
– Никого. Только мы. Тебе это не нравится?
– Я знаю другое место, более интересное.
– Да?
– Ты сам мне его показал.
– А-а-а, – он рассмеялся, – так ты согласна?
– Да.
– Вот и чудно.
В конце концов, мы управились с картошкой… вернее, они управились. Я сидела и развлекала их своей болтовнёй ни о чём. Инка с Леркой побежали переодеться на танцы, Лёшка пошёл за гитарой. Меня, едва я переступила порог, встретил твёрдый голос Виталика: