Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917
Шрифт:
Я и раньше больше других предметов любил математику,
— теперь интерес этот стал осознанным, и я начал усиленно заниматься ею в размерах больших, чем того требовала программа. Большую помощь мне и в этот момент оказал дядя Митя, который давал в высшей степени ценные указания относительно методов разрешения различных алгебраических и геометрических проблем вообще. В результате изменившегося отношения к учению, в аттестационном списке уже за первую четверть 6-го класса я попал в разряд «хороших», заняв 8-ое место. Из 6-го класса в 7-ой я перешел уже 3-им, попав в разряд «очень хороших». В последнем классе я продолжал заниматься очень усердно, — особенно по математике и физике, — и на выпускных экзаменах отлично разрешил все письменные задачи по алгебре, геометрии и аналитической геометрии и окончил гимназию так же 3-им в разряде «очень хороших», — но не получил полного балла по
На выпускном экзамене я имел по алгебре и геометрии по 10 баллов и по аналитической геометрии —-11, — несмотря на то, что ответил на все вопросы и без ошибок. Наш учитель математики, Петр Павлович Протопопов, остался верен себе: его любимой фразой было, что математику на 12 знает только Господь Бог, он, учитель, на 11, — а ученик не может знать больше, чем на 10. Этого правила он держался в течение года,
— не отступ от него он и на выпускных экзаменах. Лучших, чем я, отметок от него не получил никто, — такие, как у меня, отметки были только у 3 человек...
Выставляя мне такие отметки Петр Павлович, тем не менее был вполне убежден, — и говорил об этом, — что я вполне способен хорошо усвоить курс высшей математики и пригоден для поступления в Артиллерийское или Инженерное училище. Мне, действительно, хотелось пойти в Михайловское Артиллерийское Училище, куда я и подал соответствующее прошение. Но свои шансы на прием я с самого начала расценивал не высоко: я знал, что в других корпусах, — особенно, в провинциальных, — баллы выставляются не так строго, как у нас, что там учителя математики придерживаются иных критериев для оценки знаний своих учеников, чем П. П. Протопопов. А конкурс на приемах в Михайловское Училище тогда был очень большой: принимали всего только 50—60 чел., имевших в среднем по математике не меньше 11,5 баллов...
Мои опасения, конечно, оправдались, — и мне пришлось поступить в 3-ье Военное Александровское пехотное училище, находившееся в Москве.
31-го августа 1884 года будучи 16 1/2 лет от роду я покидал навсегда отцовский дом и избавлял отца от дальнейших расходов на мое образование, так как поступал в Военное Училище на казенный счет. Мое образование стоило очень мало: за все пребывание в гимназии в течение 7-ми лет отец заплатил за ученье 350 рублей, а обмундирование и содержание дома стоили по тогдашнему времени очень небольшую сумму. При прощании, отец обещал давать по 3 рубля в месяц «на перчатки и табак» и прибавил: «в жизни бойся Бога, будь правдив и честен и остерегайся женщин». Так началась моя самостоятельная жизнь...
После свободной домашней жизни привыкать к казенной обстановке было очень не легко. Вновь поступивших пускали в отпуск сначала только раз в неделю, после занятий и до 10 часов вечера; только тем юнкерам, родители которых жили в Москве, разрешалось уходить в отпуск в субботу с ночевкой до воскресенья вечера.
Начальником Училища в то время был Свиты Его Величества ген.-м. Самохвалов, окончивший Академию Генерального Штаба по второму разряду и потому всю жизнь служивший не в штабах, а в армии. Этот генерал совершенно не понимал, каким должно быть воспитание будущих офицеров. Он, пови-димому, считал, что постоянными окриками и угрозами можно поддерживать дисциплину в Училище и создавать необходимый командный состав для нашей армии. Это поведение не могло внушать уважения, и юнкера чуть не с самого начала его появления в Училище дали ему презрительную кличку: «Епишка». На меня он производил с самого начала очень неприятное впечатление, и за все время пребывания в Училище я никогда не видал у него доброго выражения глаз: они были всегда злыми и пронизывающими, точно хотели в каждом юнкере найти не добрые начала, а порочные чувства и замыслы.
Необходимо заметить, что в 80 годах, после убийства Александра 3, в реакционное царствование Александра III, в военных кругах шло сильное гонение против всяких социалистических идей. Малейшее отклонение от установленного законом образа мыслей считалось политическим преступлением и виновные подвергались серьезным наказаниям, главным образом, ссылкой в места отдаленные. В год моего поступления в Александровское Военное Училище в Московском 4-м Кадетском Корпусе было обнаружено существование особого кружка кадет, которые доставали запрещенные начальством книги и занимались обсуждением социальных и политических вопросов. В этот кружок входили самые способные кадеты, которые по своим успехам могли попасть в Артиллерийское и Инженерное Училища. В наказание
Что касается строевых офицеров, которые являлись нашими ближайшими военными воспитателями, то они очень мало имели влияния на наше мировоззрение. Это были большею частью люди без высшего образования, мало развитые, главная обязанность которых сводилась к тренировке нас для строя. Муштровка была очень серьезная и трудная, У нас были 12-фунтовые ружья системы Бердана, и промаршировать два часа в Городском Манеже учебным «Николаевским» шагом под барабан с винтовкой в одной руке, держа ее пальцами за скобку (называлось «на плечо»), было далеко не легким занятием для юношей 17-18 лет. Или, например, летом в лагерях на Ходынском поле в июльскую жару выдержать батальонное учение в течение 2.5 часов в боевой аммуниции со скатанными шинелями через плечо. После таких упражнений вряд ли кому захочется заниматься политическими спорами.
Что касается учебных занятий, то мы слушали ежедневно по четыре часа лекций, а вечером два раза в неделю сдавали репетиции по всем предметам. Мы имели только два не военных предмета на младшем курсе: механику и химию. Механику читал нам мой же преподаватель по корпусу Петр П. Протопопов, который вскоре умер; его место занял полк. Е. М. Пржевальский, брат знаменитого путешественника.
Полк. Пржевальский был прекрасным педагогом и велико-
лепно читал лекции; он оценил мои математические способности, и на экзамене я имел полный балл 12, за что получил поздрав ление от начальства, так как такая оценка по механике у такого строгого преподавателя представляла в Училище большую редкость. Военные предметы, как то: тактика, фортификация, администрация и т. п. меня мало интересовали; исключением были лишь военная история.
В своей роте я был первым на первом курсе и окончил Училище или первым или вторым по роте, а по всему Училищу во втором или третьем десятке. По строевым занятиям я имел успех и был назначен портупей-юнкером. По успехам в строевых занятиях и по учению я должен был бы быть назначенным фельдфебелем, но вероятно начальство считало меня не совсем благонадежным и слишком смелым в своих суждениях, а потому не совсем подходящим для занятия этой должности. Эта должность давала большие преимущества по окончании курса; фельдфебель имел право первым выбирать вакансию, несмотря ; на занимаемое им место в списке по учению и выйти в любой гвардейский пехотный полк. Для меня это преимущество не имело значения, так как я решил отказаться от производства в офицеры, а перевестись в Михайловское Артиллерийское Училище на 3-й курс, чтобы позднее пойти в Артиллерийскую Академию.
Возможно, что один инцидент оказал большое влияние на то, что я не был назначен фельдфебелем. В день рождения наследника, 6-го мая, все юнкера должны были быть утром в церкви на богослужении в парадной форме. Я должен был к 9 часам, утра явиться из отпуска (я имел право накануне праздников ночевать у родителей), одеть парадную форму и идти в церковь. Богослужение продолжалось очень долго, в церкви была духота, казенные сапоги сильно жали ногу; в результате под конец службы со мной сделалось дурно, и я упал без сознания, наделав своим падением суматоху в церкви. Мои товарищи вынесли меня из церкви и отнесли в лазарет, где я быстро пришел в себя. Начальник Училища, проходя по нашей роте после богослужения, остановился около моей кро-