Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2
Шрифт:
Как члену правительства, мне дали особый дипломатический паспорт, но так как транспорт находился в печальном состоянии, то я получил место в купэ мягкого вагона, где, кроме меня, помещались еще три пассажира, из которых два оказались «американцами», а третьим был наш советский служащий, командированный от треста Главщетины для продажи щетины в Америке; этот товар мы экспортировали в Соединенные Штаты в довоенное время. Два мои соседа — «американцы» были евреи из России, уехавшие в Америку перед самой войной и потому хорошо говорившие по русски. Один из них приезжал в Россию, чтобы ангажировать хорошую балерину для зимнего сезона в Соединенные Штаты. Когда я ему упомянул о балерине Е. В. Гельцер, двоюродной сестре моей жены, то узнал, что он ее видел и говорил с ней, но, что она по своему репертуару не подходит для вкусов, царящих теперь в балетном мире Америки.
Насколько в 1921 году все было не налажено, можно судить по тому, что никому из пассажиров не выдавалось на ночь постельного белья, и только мне, в уважение моего положения, была дана одна простыня и подушка без одеяла, так что ночь до
Так как мне рекомендовали в Берлине остановиться в Kurfiirst Hotel, который находился около Zoologischen Garten, то я по окружной дороге добрался до Цоо и поехал в указанный отель на дрожках. Но в то время в Берлине было такое переполнение гостинниц, что нигде не было ни одной свободной комнаты. Мы перебывали в нескольких отелях, но все было напрасно: я везде получал отказ, и был в ужасном затруд-нении.Меня выручил мой возница, который предложил поехать в маленький отель на углу Нюренбергер- и Курфюрстенштрассе. Здесь мне предложили комнату, которая предназначалась вероятно для прислуги, т. к. она была до того мала, что могла служить только для спанья, но никак не для того, чтобы проводить в ней день; в ней были только кровать и стул, на котором был кувшин с водой и таз. Но я рад был и такому помещению, тем более, что мне было предложено писать письма, читать и завтракать в особом салоне. Так как Товбин мне дал адрес в Берлине другого инженера Вайнова (эстонца), служащего на заводе Shering’a, который ранее революции работал на филиальном заводе Shering’a в Москве, то я не замедлил тотчас-же позвонить ему по телефону. Он очень обрадовался моему приезду в Берлин, и пригласил меня в тот-же день обедать с ним в русском ресторане Форстера. Когда он, заехав за мной, увидал, в каких условиях я был принужден жить, то он тотчас-же пообещал мне на другой день устроить меня в хорошем отеле Ftirsthof Hotel на Potsdamer Platz’e, где у него был очень хороший знакомый, один из директоров этого отеля. Впоследствии я узнал, что отель, в котором я остановился по совету моего возницы, вовсе не предназначался для обслуживания приезжающих по делу людей, а служил только для любовных ночных свиданий; мне дали уединенную маленькую каморку, предназначенную действительно для прислуги, чтобы веселые ночные гости, приезжающие для развлечения, не мешали бы мне спать и своим весельем не внушали бы мне каких-либо подозрений относительно приютившего меня отеля. Вайнов на другой же день исполнил свое обещание, и я перебрался через два дня в один из лучших отелей в Берлине.
г
Тотчас-же по приезде в Берлин я явился в Торгпредство, которое помещалось в то время на Liitzov Ufer. Во главе Торгпредства в то время стоял Борис Спиридонович Стомонья-ков; его ближайшим помощником был Старков, инженер-электротехник, женатый на сестре Г. М. Кржижановского. Это был очень обходительный человек, знающий свое дело, спокойного и очень общительного характера. Я не знаю, был ли он партийным, но во всяком случае он очень сочувствовал коммунизму и пользовался большим доверием в партийных кругах. Мне пришлось выяснять с ним все денежные дела, так как мой акредитив был на Лондон, и Берлинское Торгпредство могло дать мне деньги только взаимообразно. Деньги—же мне были крайне необходимы, так как надо было заказать себе приличное одеяние, ибо мой костюм, в котором я приехал заграницу, был совершенно неподходящ для появления на официальных приемах. На мое несчастье, в то время в Берлине нельзя было достать никакого костюма или пальто, а портные соглашались исполнить заказ не ранее, как через 2 или 3 месяца. Мои затруднения усложнялись еще тем, что я приехал в Берлин незадолго до Рождества.
Мое первое впечатление относительно Берлина было не в его пользу; он был гораздо неопрятнее по сравнению с довоенным временем. Публика на улицах была одета очень не важно, хотя в магазинах имелось достаточное количество товаров и цены не были высоки. Доллар тогда котировался около 50 марок, и для иностранцев, имеющих хорошую валюту, жизнь была недорога. Нужду испытывали, главным образом, чиновники и мелкие служащие, получавшие очень малёнькое жалованье.
Во время моего первого свидания со Стомоньяковым выяснилось, чем я мог быть полезен в Берлине для Торгпредства. Сам Стомоньяков, болгарин по происхождению, но получивший образование в России и потому прекрасно говоривший по русски, представлял из себя типичного министерского чиновника, строго исполнявшего приказания начальства. Он был подчинен непосредственно Красину и от него получал все директивы. Мне было поручено вести переговоры с немецкими фирмами, которые выразили желание получить концессии в СССР. В помощь мне был приставлен инженер Макодзюб, служивший в Торгпредстве, специалист по лесному делу и до революции работавший в большой русской фирме по продаже леса в Англию. По своим политическим убеждениям он был социалистом-меныневиком; очень скромный и даже боязливый человек, исполнительный и корректный в обращении, но совершенно не способный на какую либо инициативу. В химической промышленности он понимал очень мало, да мне и не надо было от него особой помощи, так как я мог свободно разобраться сам во всех предложениях, касающихся химических концессий, заявленных немецкими промышленниками.
Первые переговоры мне пришлось вести с большой немецкой фирмой Bayerishe Stickstoff Werke, которая занималась, главным образом, производством кальций-цианамида, имевшего большой спрос, как в Германии, так и заграницей, в качестве хорошего азотистого удобрительного средства. Во главе этого дела стоял д-р Никодем Каро, почетный профессор, который, работая вместе с д-ром Франк, еще перед войной открыл способ получения кальций-цианамида. Старый Франк умер, и Н. Каро, вместе с сыном Франка, возглавляли указанную фирму. В то время Каро имел партнера, очень молодого, но очень делового, Михаел, которому очень хотелось завязать сношения с Советской Россией.
Bayerishe Stickstoff Werke имели несколько заводов, изготовляющих, главным образом, кальций-цианамид, но кроме него они изготовляли также и другие неорганические соединения, азотную кислоту, аммиачную! селитру, цианистые соединения и пр. Кальций-цианамид для своего приготовления требовал сначала получения кальций-карбида, который готовился в электрических печах из извести и угля при высоких температурах, а затем через кальций-карбид при .известной температуре (около 900-1000 град.) пропускался азот, и в результате получался кальций-цианамид. Патент на это изобретение принадлежал Франку и Каро, и они утилизировали его не только в Германии, но продавали лицензии и для других стран. В других странах, как, например, в Швеции, существовали другие патенты для изготовления этого важного продукта, но, конечно, достоинство каждого способа определяется его экономичностью и расходом энергии на каждую весовую единицу связанного азота. Хотя патент на изготовление кальций-цианамида принадлежал Франку и Каро, но мне пришлось слышать от многих в Германии, что первое наблюдение над поглощением азота карбидом кальция при высокой температуре было сделано в лаборатории Франка их ассистентом. В энциклопедии Ульмана определенно указывается имя химика, которому по праву должна была бы принадлежать честь этого открытия. Я не имею ввиду анализировать этот эпизод, — это должно быть сделано людьми, занимающимися историей развития химических процессов; но я счел нужным сообщить об этих слухах, чтобы указать, что маленькие химические люди, вероятно, нередко подсказывали замечательные наблюдения своим руководителям и хозяевам, которые из честолюбия скрывали историю того или другого открытия, приписывая себе полностью эту заслугу. Развитие производства кальций-цианамида в Германии обусловливалось тем обстоятельством, что при разложении его водяным паром под давлением азот из него выделялся в виде аммиака; этот аммиак в присутствии катализатора платины, можно было воздухом окислять в азотную кислоту, требование на которую во время войны было громадным, так как она являлась главным продуктом для изготовления взрывчатых веществ и пороха. Кроме того кальций-цианамид может быть использован также и для получения ядовитых цианистых соединений.
Как было указано выше, в России во время войны Химический Комитет приступил к постройке в Юзовке первого завода каталитического окисления аммиака воздухом и в то-же время разрабатывал проект завода кальций-цианамида. Прекращение войны и гражданская война помешали выполнению этих задач, но обе эти проблемы не переставали интересовать нас, и потому представлялось крайне интересным воспользоваться моим пребыванием в Германии и ознакомиться с этими процессами на заводах Bayerishe Stickstoff Werke, Я не переставал настаивать перед Президиумом ВСНХ, что наша главная химическая задача на ближайшее время состоит в постройке заводов связанного азота, т. е. получения аммиака из элементов водорода и азота (способ Габера), а также и кальций-цианамида, который может быть употреблен в качестве удобрительного средства в мирное время; в военное-же время он может служить также и для получения аммиака, а, следовательно, и азотной кислоты.
Первое свидание мое с Каро состоялось вечером в при-сутсвии Макодзюба в его конторе. Здороваясь со мною, он начал сразу говорить по русски на вполне понятном диалекте, и об’яснил мне, что его отец до войны жил в Лодзи и был там довольно продолжительное время болгарским консулом, а потому Каро и научился русскому языку еще в детстве, и так как он любил читать русскую литературу, то он не утерял способности говорить и понимать по русски. Это в значительной степени облегчило мои переговоры с Каро, и Макодзюб с этой точки зрения был совершенно не нужен, но его присутствие было очень полезно, чтобы записать весь разговор по русски и по немецки, и немецкую копию представить в Bayerishe Stickstoff Werke.