Жизнь поэта
Шрифт:
Эти же впечатления нашли отзвук в позднейших «Отрывках из путешествия Онегина»:
Вы мне предстали в блеске брачном:
На небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сёл узор
Разостлан был передо мною.
А там, меж хижинок татар...
Какой во мне проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснялась
«Какой во мне проснулся жар!..» Жажда вновь вернуться к невольно прерванному творчеству...
Пушкин уже в Гурзуфе начал работать над только что услышанным рассказом старого духанщика, претворяя его в романтическую поэму «Кавказский пленник». Но в начале сентября покинул Гурзуф, направляясь через Георгиевский монастырь и Бахчисарай в Симферополь и Кишинев, к месту своей службы.
О пребывании своем в Гурзуфе Пушкин писал брату из Кишинева: «Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посереди семейства почтенного Раевского... Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался, - счастливое, полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение - горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда - увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского...»
И продолжал с грустью: «Будешь ли ты со мной? скоро ли соединимся? Теперь я один в пустынной для меня Молдавии...»
* * *
Генерал И. Н. Инзов. Литография Клюквина с оригинала Д. Дау.
Кишинев. Дом Инзова, в котором жил А. С. Пушкин. С рисунка М. Ростовского.
В Кишиневе Пушкин остановился в заезжем доме купца Наумова (в наши дни в нем помещается мемориальный музей поэта) и отправился к начальнику. Генерал Иван Никитич Инзов тепло и сердечно встретил своего нового подчиненного, коллежского секретаря Александра Сергеевича Пушкина.
Человек гуманный и образованный, он сразу же проникся настроениями ссыльного поэта, относился к нему по-отечески. Поняв страстный, несдержанный характер Пушкина, всячески оберегал его от столкновений с бессарабскими помещиками, боярами и чиновниками.
Занятиями Инзов не очень обременял Пушкина. Осведомившись, что в Коллегии иностранных дел поэт был переводчиком, Инзов и предоставил ему «литературную работу»: пером гения поэт переводил в канцелярии Инзова французские тексты молдавских законов на русский язык.
В Кишиневе Пушкин познакомился со старшим дивизионным адъютантом К. А. Охотниковым, бригадным генералом П. С. Пущиным, офицером съемочной комиссии, писателем А. Ф. Вельтманом. Встретился с петербургским знакомым - «арзамасцем» Ф. Ф. Вигелем, подружился с сослуживцем Н. С. Алексеевым.
Близким сердцу Пушкина миром оказался в Кишиневе дом его петербургского друга - «арзамасца» генерала М. Ф. Орлова. Это был культурный центр Кишинева, где собирались члены Южного тайного общества, велись шумные политические
Рядом с этим миром был в Кишиневе другой мир, в котором Пушкин, любивший все яркое, живописное, вскоре оказался.
Кишинев в начале прошлого века был маленьким городком, где посреди сотен лачужек торчали каких-нибудь семь-восемь каменных домов. Население его было разноязычное - русские, украинцы, молдаване, цыгане, греки, евреи, болгары, армяне. После блистательного Петербурга странно было очутиться в этом многоязычном полуевропейском, полуазиатском, полувосточном городке Бессарабии с его пестрой смесью «одежд и лиц, племен, наречий, состояний».
Но Пушкин не замыкался в себе! Он охотно посещал аристократические круги молдавских помещиков и нередко презрительно отзывался о чванливой, высокомерной «бояр орде», едко высмеивал их «кукониц», как называли здесь местных аристократок, молдавских боярынь...
Ему хотелось проникнуть и в мир молдавской национальной культуры; он интересовался местными сказаниями, преданиями, песнями. Любил посещать народные праздники, гулянья. Важно покуривая трубку, он появлялся в самых разнообразных костюмах - иногда в обличии турка, в широчайших шароварах, с феской на голове. Водил вместе с молдаванами на площадях и базарах хороводы, а потом со смехом рассказывал, как весело было отплясывать в их бурных кругах «джок» под звуки кобзы.
Пушкин изучал молдавский язык и часто встречал гостей молдавским приветствием; некоторые наиболее употребительные молдавские фразы записывал на стенах своей комнаты. В кишиневском стихотворении «Чиновник и поэт» он писал, что любит «базарное волненье», проникновение в дух народный -
И спор, и крик, и торга жар,
Нарядов пестрое стесненье.
Люблю толпу, лохмотья, шум -
И жадной черни лай свободный.
С базара Пушкин отправился однажды к тюрьме, видел, как из нее выводили закованного в цепи известного в тех краях разбойника Георгия Кирджали, участника восстания гетеристов2 в 1821 году, арестованного в Кишиневе и выданного туркам. И на этом материале написал позднее повесть «Кирджали».
* * *
В Кишиневе Пушкин не сразу принялся за работу. «Я перевариваю воспоминания и надеюсь набрать вскоре новые...» - писал он Дельвигу. И шутя добавлял: - «...чем нам и жить, душа моя, под старость нашей молодости, как не воспоминаниями?»
Новые впечатления оттеснили старые. Вскоре после приезда в Кишинев неожиданно родилось стихотворение, на другой же день приобретшее широчайшую популярность.
Пушкин нередко заходил поужинать с друзьями в кишиневский «Зеленый трактир». Там всегда царило веселье, которое вносила своими звучными, яркими песнями юная молдаванка Мариула.
От нее Пушкин услышал однажды песню о драматической любви юноши к молодой гречанке.
Шум и смех стихали, когда Мариула снова и снова исполняла эту песню по просьбе гостей. С бокалом в руке, прервав дружескую беседу, Пушкин взволнованно слушал Мариулу. Не зная языка, но проникаясь выразительными музыкальными созвучиями, он чутьем улавливал содержание драмы, ее трагическую развязку и попросил перевести песню на русский язык: