Жизнь поэта
Шрифт:
– Довольно ты подурачился, - возразил император, - надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Ты будешь присылать ко мне все, что сочинишь; отныне я сам буду твоим цензором.
Вернувшись в Михайловское, Пушкин написал 9 ноября 1826 года Н. М. Языкову: «Царь освободил меня от цензуры. Он сам мой цензор. Выгода, конечно, необъятная. Таким образом, «Годунова» тиснем».
Увы, «Годунова» царь разрешил тиснуть лишь через пять лет. Царская цензура оказалась для поэта новым тягчайшим ярмом. Из рук самодержца Пушкин получил лишь полусвободу.
О своей встрече с царем он мог бы самому себе сказать словами шедшего
Гордись и радуйся, поэт:
Ты не поник главой послушной
Перед позором наших лет;
Ты презрел мощного злодея;
Твой светоч, грозно пламенея,
Жестоким светом озарил
Совет правителей бесславных;
Твой бич настигнул их, казнил
Сих палачей самодержавных;
Твой стих свистал по их главам...
* * *
Москва. Моховая улица. Справа дом с колоннами - Благородное собрание в XIX веке. (Теперь Дом Союзов.) С литографии Гуздона.
Москва восторженно встретила прославленного поэта. «Завидую Москве, - писал В. В. Измайлов.
– Она короновала императора, теперь коронует поэта... Извините - я забываюсь. Пушкин достоин триумфов Петрарки и Тасса; но москвитяне - не римляне и Кремль не Капитолий...»
Измайлов сравнивал Пушкина с Петраркой, жившем в XIV веке, непревзойденным поэтом мировой лирики, и Тассом, поэтом, которого друзья собирались торжественно украсить в римском Капитолии лавровым венком...
После встречи с царем Пушкин заехал в гостиницу «Европа» на Тверской и сразу же направился к дяде Василию Львовичу, жившему на Старой Басманной, 36. В соседнем доме у французского посла, маршала Мармона, герцога Рагузского, в это время был бал. Присутствовавший на балу Николай I сказал, подозвав к себе Блудова:
– Знаете, что я нынче долго говорил с умнейшим человеком в России.
И назвал имя Пушкина...
Весть о прибытии в Москву Пушкина сразу распространилась среди гостей.
* * *
Страстная площадь (ныне площадь Пушкина) в Москве. С литографии XIX в.
Домик Лариных в Большом Харитоньевском переулке С акварели Б. Земенкова.
12 сентября 1826 года Пушкин впервые посетил Большой театр. Шла пьеса А. А. Шаховского «Аристофан» с участием М. С. Щепкина.
«Когда
16 сентября поэт посетил народное гулянье на Девичьем Поле, у Новодевичьего монастыря. На «царское угощение» собралось двести тысяч человек. Играло двадцать оркестров.
Пушкин писал П. А. Осиповой в Тригорское: «Сегодня... у нас большой народный праздник; версты на три расставлено столов на Девичьем Поле; пироги заготовлены саженями, как дрова; так как пироги эти испечены уже несколько недель назад, то будет трудно их съесть и переварить их, но у почтенной публики будут фонтаны вина, чтобы их смочить; вот - злоба дня...»
Люди, конечно, отдали дань «саженями заготовленным» пирогам, смачивая их «фонтанами вина». Между тем в разгар праздника лопнул запущенный в небо воздушный шар, началась давка, и обер-полицмейстер Шульгин пустил в ход нагайки...
На народном гулянье в Новинском с Пушкиным встретилась талантливая поэтесса той поры Е. П. Ростопчина, находившаяся в дружеских отношениях с Жуковским, Вяземским, Одоевским, Плетневым. В стихотворении «Две встречи» она описывала, как встретил Пушкина народ и какое впечатление сам он произвел на нее:
Вдруг все стеснилось, и с волненьем,
Одним стремительным движеньем
Толпа рванулася вперед...
И мне сказали: «он идет!
Он, наш поэт, он, наша слава,
Любимец общий!» Величавый
В своей особе небольшой,
Но смелый, ловкий и живой,
Прошел он быстро предо мной.
И глубоко в воображенье
Запечатлелось выраженье
Его высокого чела...
Им мысль моя была полна,
И долго, долго в грезах сна
Арабский профиль рисовался...
* * *
Пушкин привез с собою в Москву «Бориса Годунова». Он много раз читал эту трагедию у друзей - Соболевского, Вяземского, Баратынского, у себя в гостинице.
12 октября Пушкин читал ее у поэта Д. В. Веневитинова, в доме по Кривоколенному переулку. На фасаде его висит сегодня мемориальная доска с надписью: «Здесь у поэта Веневитинова А. С. Пушкин в 1826 году читал трагедию «Борис Годунов».
Почти сорок лет спустя Погодин записал свои воспоминания об этом чтении: «Какое действие произвело на всех нас это чтение, - передать невозможно. Мы собрались слушать Пушкина, воспитанные на стихах Ломоносова, Державина, Хераскова, Озерова, которых все мы знали наизусть. Учителем нашим был Мерзляков (критик, поэт, занимавший в Московском университете кафедру красноречия, сторонник классицизма.
– А. Г.).