Жизнь поэта
Шрифт:
Простонародных, идеальных,
Небрежный плод моих забав,
Бессонниц, легких вдохновений,
Незрелых и увядших лет,
Ума холодных наблюдений
И сердца горестных замет, -
а закончил «Евгения Онегина» в Болдине 25 сентября 1830 года. На следующий день, 26 сентября, составил план и хронологию своего романа, который до того выходил в свет отдельными главами.
По этому плану роман должен
В Болдине Пушкин закончил 18 сентября восьмую главу, вошедшую впоследствии в роман под заглавием «Отрывки из путешествия Онегина», а 25 сентября - девятую главу, занявшую место восьмой.
Окончив роман, Пушкин написал:
Пора: перо покоя просит;
Я девять песен написал;
На берег радостный выносит
Мою ладью девятый вал -
Хвала вам, девяти каменам...
К последней главе «Евгения Онегина» Пушкин поставил эпиграфом начальные строки стихотворения «Прости», написанного Байроном в связи с его разводом с женой:
Прощай, и если навсегда,
То навсегда прощай.
Поэт как бы навсегда прощался с героями своего романа и закончил главу стихами:
Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа
И вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим.
И в конце главы написал слово: «Конец».
Расставшись с Онегиным, Пушкин облегченно вздохнул. Свои мысли и чувства, вызванные окончанием романа, он выразил в стихотворении «Труд»:
Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний.
Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?
Или, свой подвиг свершив, я стою, как поденщик ненужный,
Плату приявший свою, чуждый работе другой?
Или жаль мне труда, молчаливого спутника ночи,
Друга Авроры златой, друга пенатов святых?
В черновике после двух первых стихов были еще:
Тихо кладу я перо, тихо лампаду гашу,
Что ж не вкушает душа ожидаемых ею восторгов?
* * *
За годы работы над «Евгением Онегиным» Пушкин сжился с его героями,
Стояла глубокая ночь. Доносился щемящий душу вой осеннего ветра. Пушкин еще раз, в последний раз, пробежал строфы обреченной на долгое забвение рукописи и поднес ее к горевшей на столе свече. Пламя вспыхнуло, охватило листы, и стройные, звучные строфы превратились в горстку пепла...
В ту же осень, в Болдине, Пушкин написал «Моцарта и Сальери». Читая десятую главу романа, мы невольно вспоминаем стихи из монолога Сальери:
Вкусив восторг и слезы вдохновенья,
Я жег мой труд и холодно смотрел,
Как мысль моя и звуки, мной рожденны,
Пылая, с легким дымом исчезали.
Пушкин сжег десятую главу - это хочется особо подчеркнуть - 19 октября 1830 года, в «день Лицея». Эту «святую годовщину» лицеисты первого выпуска привыкли «торжествовать» всегда вместе, а Пушкин вынужден был оставаться в тот день в Болдине одиноким, вдали от друзей.
Зашифрованная рукопись сожженной десятой главы представляла собою ряд разрозненных, лишенных всякой связи стихов.
Лишь в 1910 году, через восемьдесят лет, редактору сочинений Пушкина П. О. Морозову удалось проникнуть в тайные мысли, владевшие Пушкиным в ту осеннюю болдинскую ночь 1830 года, отыскать «концы стихов и верность выраженья» зашифрованных пушкинских строф, разобраться в них, снова связать между собой и придать им первоначальную стройность и поэтический блеск.
* * *
Московские и петербургские друзья советовали Пушкину продолжать «Евгения Онегина». Поэт ответил им:
Вы за «Онегина» советуете, други,
Опять приняться мне в осенние досуги.
Вы говорите мне: он жив и не женат.
Итак, еще роман не кончен - это клад:
Вставляй в просторную, вместительную раму
Картины новые - открой нам диораму:
Привалит публика, платя тебе за вход -
(Что даст еще тебе и славу и доход).
Пожалуй - я бы рад -
Так некогда поэт
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пушкин закончил эти стихи рядом точек: друзья, очевидно, должны были понять, что Пушкину и самому хотелось бы продолжить свой роман, но в условиях тогдашней политической обстановки это было невозможно.
* * *
А. С. Пушкин. С портрета О. Кипренского. 1827 г.