Жизнь после смерти

Роуч Мэри

Однако сверху помещалось нечто необычное. Хотя потеря веса была для пациентов приюта делом обычным, никто не стремился использовать для ее измерения торговые весы.

Человек, о котором идет речь, – Дуглас Макдугалл (Douglas Makdougall) – держал в руках деревянный молоток. Он был уважаемым врачом и хирургом и жил в собственном доме неподалеку, в Хаверхилле. В приюте Макдугалла знали как приходящего медика – в штате он не числился. Он также не лечил никого из пациентов и даже не возносил за них молитвы. Все обстояло как раз наоборот: врач ждал – в буквальном смысле и с горячим нетерпением, – когда кто-нибудь из больных умрет.

В течение четырех лет перед этим Макдугалл вынашивал план доказательства существования души человека. Если, рассуждал он, как утверждают многие религии, люди, умирая, покидают свои тела и продолжают существовать в форме духа, то разве душа не должна занимать определенное место в пространстве? «Немыслимо, – писал Макдугалл, – что личность и сознание суть атрибуты того, что не имеет места». А если они занимают определенное место в пространстве, следовал

вывод, то они должны сколько-то весить. «И я спросил себя: почему бы не взвесить человека при наступлении смерти?» Если весы в этот момент выйдут из равновесия, рассуждал он, и покажут потерю хотя бы унции, то, значит, это и будет весом души, покидающей тело.

Макдугалл заручился поддержкой двух врачей – Спрулла и Гранта, – которые, однако, предпочли, чтобы их имена не значились среди авторов данного исследования. Или им просто не предложили соавторства? Как бы то ни было, но главным было поместить медицинскую кушетку («походную койку») на платформу весов, после чего уложить на нее умирающего туберкулезника. Уход из жизни такого больного обычно происходит тихо и спокойно, что вполне устраивало Макдугалла, требовавшего особой, как он сам предполагал, «щепетильности». «Больные туберкулезом вследствие долгого течения болезни теряют жизненные силы, а тела их становятся очень легкими. Поэтому весы в надлежащий момент могут показать едва заметное отклонение. Соответственно, – предупреждал ученый, – мы должны вести предварительное наблюдение, находясь в ожидании, возможно, в течение многих часов». Я нахожу, что в подобном энтузиазме есть нечто почти любовное по отношению к своему делу, но в то же время и внушающее беспокойство. Могу себе представить, как Макдугалл, вербуя добровольцев, обращался к пациентам в палате. (В статье для профессионального издания «Journal of the American Society for Physical Research» он отмечал, что стремился заручиться согласием больных за несколько недель до предполагаемой смерти.) «Вы, – убеждал он людей в приюте, – в полной мере подходите для этого дела. Во-первых, вас легко поднять на весы, во-вторых, вы будете практически без сознания, когда мы начнем…» Кто знает, о чем думали сами пациенты, слушавшие врача, просившего помочь ему в его экспериментах.

В 17.30 10 апреля 1901 года было отмечено, что смерть пациента номер один стала неизбежной. Как писал сам Макдугалл, то была «благоприятная возможность для меня». Мужчину обычного телосложения и «обыкновенного американского темперамента» выкатили из палаты и подняли на площадку весов, как кипу истончившегося шелка. Ученый вызвал своих врачей – партнеров по эксперименту. В течение трех часов сорока минут трое медиков наблюдали за тем, как их подопытный бледнеет и увядает. Вместо грусти и печали, обычных у койки умирающего, они, затаив дыхание, следили за происходящим. Возможно, в их лицах было что-то почти хищное – как, например, у инженеров NASA во время обратного отсчета перед запуском ракеты.

Один из докторов вел наблюдение за грудью умирающего, другой следил за его лицом. А сам Макдугалл не отрывал взгляда от шкалы весов. «Вдруг, в момент, совпавший со смертью больного, – писал он позже, – рычажный конец весов (с равновесным грузом на конце. – Прим. переводчика) заметно пошел вниз и, ударившись о нижний ограничитель, застыл в этом положении. Потеря веса составила три четверти унции». Это 21 грамм. Голливуд не преминул заметить событие, так его и обозначив – «21 грамм». И ясно почему: ну кто пойдет на фильм с названием «Семьдесят пять сотых унции»?

Через несколько лет Макдугалл провел тот же эксперимент на пяти других больных. Статья с описанием результатов наблюдений появилась в журнале «American Medicine» в 1907 году.

В последующие несколько месяцев дипломированные медики высказали немало критики и сомнений, засыпав редактора длинными письмами. Но исследователь парировал все. Один из читателей указывал на то обстоятельство, что при смерти наступает расслабление мускулов тазового дна и сфинктеров, поэтому вероятную потерю веса нужно связывать с отхождением мочи и каловых масс. Макдугалл терпеливо разъяснял, что общая масса на площадке все равно не изменилась бы, а весы не вышли бы из равновесия. Другие критики объясняли потерю веса тем, что, умирая, человек выдыхает из легких остатки воздуха. Опровергая это утверждение, ученый – наполовину в шутку, наполовину всерьез – улегся на экспериментальную кушетку и «выдохнул изо всех сил». Спрулл в это же время следил за стрелкой весов. Никаких изменений.

Наиболее близким к истине казалось утверждение о «незаметной потере веса»: тело якобы при дыхании постоянно теряет часть массы, поскольку с выдыхаемым воздухом частично уходит (испаряется) вода. Но Макдугалл заявил, что подумал и об этом. Его первый подопытный, писал он, терял массу со скоростью примерно одной унции в час – это слишком медленная потеря веса, чтобы ею можно было объяснить внезапное его уменьшение в момент смерти.

В исторической перспективе одним из авторитетов в споре о незаметной потере веса можно считать физиолога Санкториуса из города Падуи. Общеизвестно, что он – «отец-основатель изучения метаболического баланса», а термин «незаметная потеря веса» впервые ввел в 1690 году в занимательном труде «Medicina statica». [22] Чтобы помочь себе в исследованиях, этот физиолог изобрел специальные весы. Он поместил площадку на массивные железные весы. На ней размещалась скамья с отверстием посередине и ведром снизу, а перед платформой был дополнительно установлен стол с двумя емкостями:

«Входящее» и «Исходящее». Санкториус сам сел на эту скамью, с удовольствием поел, а затем восемь часов просидел в том же положении, по мере необходимости облегчаясь в ведро. Взвешенное затем содержимое ведра, замечательно определенное им как «выделения из кишечника», позволило ему сделать на основе своих наблюдений некие выводы. Он заметил: часть того, «что облегчает некоторых», как бы ускользает. Санкториус обнаружил, что небольшая часть всего съеденного остается в итоге неучтенной – проще говоря, вес того, что оказывается в ведре, меньше массы принятой ранее пищи. Исследователь истолковал это как свидетельство существования потерь, связанных с выделением пота и испарением воды при дыхании, и обозначил термином «незаметное испарение».

22

Во времена Санкториуса трактаты по медицине читали больше, чем в наши дни. «Medicina statica» отличается, в частности, невероятной эксцентричностью в трактовке медицинских тем. Вот несколько примеров: «Огурцы и почему к ним относятся предвзято», «Флеботомия: почему ее лучше проводить осенью». И нечто почти мучительное: «Прыжки и их последствия». Едва ли не целая страница уделена практически коммерческому рекламно-информационному материалу о том, что называется Flesh-Brush.

Проведя вычисления, Санкториус определил: в течение одного дня потребление восьми фунтов еды и питья дает пять фунтов «незаметного испарения». Это значит, что потери в процессе дыхания и потения составляют в среднем три унции в час – у Макдугалла получалось в три раза меньше. Поэтому Санкториус писал об усвоении «более чем восьми фунтов». [23] Вскоре стало ясно, что существует некоторое наложение данных о потеющих едоках времен Санкториуса и о смирных и сухих умирающих туберкулезниках Макдугалла. Я адресую читателя к главе 6, где мы поговорим о некоторых эффектах, связанных с половыми излишествами и «незаметным испарением». У Санкториуса была замечательная привычка облекать результаты своих наблюдений в афоризмы. Вот два примера. «Афоризм XXXIX. Движения тела, подобные собачьим при соитии, более болезненны, чем обычное истечение семени, поскольку последнее связано только с внутренними частями, но не с костями и нервами». «Афоризм XL. Совокупление стоя и на полный желудок может быть болезненным, потому что мешает действовать костям тела». Санкториус проповедовал, что препятствия для «незаметного испарения» могут вызывать неумеренность в сексе и, как следствие, «дрожание бровей и суставных сочленений», а также напряжение в глазных оболочках. Последнее утверждение, полагаю, и породило миф о слепоте, которую якобы способна вызвать мастурбация. Санкториус проповедовал и сексуальную умеренность – причем с пылом заядлого брюзги, что особенно странно для книги, в которой устрицы преподносились как «наилучшее питание».

23

Забавно, но Санкториуса описывали как человека с небольшой фигурой. Его трудолюбие, пожалуй, объясняет то, как ему удавалось оставаться стройным, поглощая обеды по восемь фунтов весом. Считается, что за 25 лет он осмотрел 10 тысяч пациентов.

Если подвести черту под попытками найти ключ к загадке «незаметной потери веса», то все же теряется одна унция в час, как думал Макдугалл, или три? Я позвонила американскому Санкториусу наших дней, Эрику Равуссину (Eric Ravussin). В настоящее время он работает в Пеннингтонском центре биомедицинских исследований в Батон-Руже, штат Луизиана, но в свое время выполнял специальные исследования для Национального института здоровья. В частности, он измерял незаметную потерю воды во время сна – укладывая участников эксперимента в кровати, установленные на специальной платформе, позволяющей измерять вес испытуемых. Его результаты в точности соответствуют данным Макдугалла – около одной унции в час. Последний был прав: невозможно представить незаметную потерю воды, достигшую показателя в три четверти унции.

Относительно того, что может вызвать внезапную потерю веса в момент смерти, никаких идей у Равуссина не было. Он посоветовал мне обратиться к книге Макса Клайбера (Max Kleiber) «Огонь жизни: введение к пониманию животных энергий» («The Fire of Life: An Introduction to Animal Energetics»). Книга эта, хотя и несколько трудная для восприятия из-за обилия формул, местами оказалась не менее увлекательной, чем труды Санкториуса. Из нее можно узнать, к примеру, что «сверхбольшая вагина у коровы брахмана (зебу. – Прим. переводчика) – орган, эффективно рассеивающий тепло». В подобном же стиле Шмидт-Нильсен (Schmidt-Nielsen) «наблюдал за тем, как ректальная температура у верблюда может изменяться в течение дня в диапазоне от 34,2 до 40,7 градуса», хотя я, откровенно говоря, несколько сомневаюсь в полученных данных. В некоторых случаях приходится полностью погружаться в проблему, как сделал в 1945 году сам Макс Клайбер. Ему понадобилось точно определить, каковы будут «незаметные потери жидкости у коров на выгоне, если, надев на животных специальные намордники, не давать им доступа к воде и пище и собирать все выделяемые мочу и навоз». Я бегло просмотрела эту книгу в поисках каких-либо упоминаний о внезапной потере веса в момент смерти. Не нашла ничего. Только одно суждение имело некоторое отношение к теме. По словам Клайбера, «если настаивать на том, чтобы все наши потребности в энергии пополнялись за счет яиц, то очень скоро мы встретим свой конец». Ну да, а что еще?