Жизнь после жизни
Шрифт:
— Надо же, — шепнула Милли Урсуле, — до нас снизошли сами боги. — Сцепив перед собой пальцы, она подергала локтями, как крылышками.
— К Морису это не относится, — ответила Урсула. — Кто всем действует на нервы, того живо турнут с Олимпа.
— Самомнение богов, — проговорила Милли, — какое прекрасное заглавие для романа.
Милли, разумеется, хотела стать писательницей. Или художницей, или певицей, или танцовщицей, или актрисой. Ей подошла бы любая профессия, гарантирующая известность.
— О чем шепчемся, крошки? — спросил Морис.
Морис
— О тебе, — ответила Урсула.
Морис пользовался большим успехом у девушек, что вызывало бесконечное удивление женской половины семейства. Да, у него были светлые, будто уложенные в парикмахерской волосы и — благодаря занятиям греблей — накачанные мускулы, а обаяния — ни на грош.
Гилберт тем временем целовал ручку Сильви («Ах, — прошептала Милли, — непревзойденная галантность»).
Когда Морис знакомил Сильви с друзьями, он назвал ее «моя старая матушка», и Гилберт сказал:
— Вы слишком молоды, чтобы быть чьей-либо мамой.
— Я знаю, — ответила Сильви.
(«Довольно одиозный тип», — вынес свой вердикт Хью. «Ловелас», — поддакнула миссис Гловер.)
Казалось, троица молодых парней заполонила всю Лисью Поляну, дом будто сжался в комок, и Сильви с Хью облегченно вздохнули, когда Морис позвал друзей «на экскурсию по окрестностям».
— Отличная мысль, — одобрила Сильви, — нужно дать выход накопившейся энергии.
Все трое, как олимпийцы (не боги, а спортсмены), выбежали в сад и принялись гонять мяч, который Морис нашел в комоде у двери. («Он — мой», — заявил Тедди в пространство.)
— Газон загубят, — сказал Хью, наблюдая, как парни с хулиганским гиканьем носятся по лужайке и взрывают дерн подошвами грязных ботинок.
— О! — восхитилась только что приехавшая Иззи, которая сразу обратила внимание на атлетическое трио за окном. — Ты посмотри, какие красавцы, а? Чур, я одного себе возьму, можно?
С головы до ног укутанная в лисье манто, Иззи провозгласила:
— Я с подарками, — это заявление оказалось совершенно излишним, поскольку она вся была увешана свертками разнообразных форм, в дорогой упаковке, — для любимой племяшки.
Урсула покосилась на Памелу и виновато пожала плечами. Памела закатила глаза.
Урсула не виделась с Иззи уже несколько месяцев: в последний раз они с Хью буквально на минуту заехали в Суисс-Коттедж, чтобы отвезти Иззи ящик с дарами природы, — в Лисьей Поляне выдался небывалый урожай. («Кабачки? — недоумевала Иззи, разглядывая содержимое ящика. — И что прикажете с ними делать?»)
До этого Иззи как-то раз приехала к ним на выходные, но общалась исключительно с Тедди: водила его на дальние прогулки и без умолку засыпала вопросами.
— По-моему, она его отрезала от стада, — поделилась Урсула с Памелой.
— Зачем? — спросила Памела. — Чтобы съесть?
На допросе с пристрастием, который учинила ему Сильви, Тедди не сообщил ничего путного о причинах такого внимания со стороны тетки.
— Спрашивала, чем я занимаюсь,
— Не иначе как вознамерилась его усыновить, — сказал Хью жене. — Или продать. Уверен, за Теда предложат хорошую цену.
Сильви пришла в ярость:
— Не смей говорить такие вещи, даже в шутку.
Но Иззи столь же внезапно утратила всякий интерес к Тедди, и эта история была забыта.
В первом распакованном свертке оказалась пластинка Бесси Смит, которую Урсула тут же поставила на патефон, привыкший к Элгару и к любимой опере Хью — «Микадо».{52}
— «Сент-Луис блюз»,{53} — назидательно сказала Иззи. — Послушайте, как звучит корнет! Урсула обожает эту музыку.
(«В самом деле? — Хью повернулся к Урсуле. — А я и не знал».)
Вслед за тем появилось изящное переводное издание Данте в тисненом сафьяновом переплете. Далее на свет была извлечена атласная, с кружевными вставками ночная сорочка от «Либерти» — «как ты знаешь, это излюбленный магазин твоей мамы». («Не по возрасту, — заявила Сильви. — Урсула носит фланелевые».) Следующим оказался флакончик духов «Шалимар» («новый аромат от „Герлена“, совершенно божественный»), который у Сильви получил все ту же оценку.
— И это говорит наша юная невеста, — заметила Иззи.
— Когда-нибудь, — поджав губы, процедила Сильви, — мы поговорим о том, какой подарок к шестнадцатилетию получила ты, Изобел.
— Il n'avait pas d'importance, [30] — небрежно бросила Иззи.
В конце концов из этого рога изобилия показалась бутылка шампанского. («Это уж точно ей не по возрасту!»)
— Поставь на лед, — распорядилась Иззи, протягивая шампанское Бриджет.
30
Это не имеет значения (фр.).
Хью озадаченно уставился на сестру:
— Ты что, воровать пошла?
— Ха, негритянские ритмы, — сразу отметил Хауи, когда друзья вернулись с прогулки и столпились в прихожей, распространяя вокруг себя легкий запах костра и еще чего-то трудноуловимого. («Жеребцом повеяло», — пробормотала Иззи, втянув носом воздух.)
Бесси Смит крутили уже по третьему разу.
— Если вслушаться, то неплохо, — признал Хью.
Хауи под эту музыку исполнил несколько странных, диковатых движений и стал нашептывать что-то на ухо Гилберту. Гилберт захохотал — слишком грубо для юноши, в чьих жилах течет пусть иноземная, но все же голубая кровь; тогда Сильви захлопала в ладоши, предложила: «Мальчики, как насчет отварных креветок?» — и повела их в столовую, слишком поздно заметив, что за ними тянется дорожка грязных следов.